На маршруте Душанбе — Москва бесследно исчезают люди. А по маршруту Москва — Душанбе перевозят тела погибших при невыясненных обстоятельствах

Ночная дорога в аэропорт «Домодедово». Пост ГИБДД. Около будки — группа людей, что-то обсуждают. Таджики. Милиция остановила их «восьмерку» и предложила отдать сто долларов за то, чтобы они смогли вовремя попасть на самолет в Душанбе. Мой сопровождающий — руководитель информационного центра таджикской диаспоры Каромат Шарипов — говорит, что это обычная практика.

Вмешиваться бесполезно, тем более — мы спешим. Всего через час — очередная депортация лиц «среднеазиатской национальности».

Въезжаем на территорию аэропорта. Человек с полосатой палочкой пристально вглядывается внутрь проезжающих автомобилей — выделяет из потока те, в которых едут брюнеты. «Этому пришлось отдать пятьдесят долларов», — жалуются люди рядом. А миновать face control невозможно: гибэдэдэшник удобно расположился подле въездного шлагбаума.

Далее — стеклянные вращающиеся двери. Рядом — сотрудники в сером. Их много. У всех серьезные лица: они на работе — ловят террористов. Проверяют паспорта у проходящих, но предпочитают отчего-то таджиков. Потрошат багаж:

— Пожалуйте, граждане отъезжающие, на досмотр!

И по зданию курсируют граждане милицейской национальности, которых преследуют стайки таджиков, желающих попасть на самолет: регистрация на рейс уже давно началась. Ведь на борт без паспорта не пускают, а паспорт остался у патрульного. И он твердо намерен получить в обмен тысячи полторы рублей:

— Ты зачем приехал? Работал здесь, да? Деньги домой везешь?

Некоторые напоминают о своих правах. Милиция этого не любит. Говорят, у них есть подвальное помещение, куда отводят недовольных пассажиров душанбинского рейса. Там их могут продержать до тех пор, пока самолет не улетит. Можно, конечно, и избежать подобных неприятностей — вовремя заплатив.

По словам Каромата Шарипова, стоимость авиабилета с учетом милицейских «надбавок» возрастает почти вдвое. Но все равно — проще лететь самолетом, поскольку на Павелецком вокзале, откуда таджики едут домой, милиция занимается поборами еще откровеннее. Во время «проверки паспортного режима» часто отнимают не только деньги, но и одежду, что поприличнее.

Стоим. Наблюдаем. Ждем.

Ждем двадцатилетнего Абдулхамида Абдурашидова и сопровождающих его лиц.

Парень недавно приехал в Россию, чтобы зарабатывать деньги, как и тысячи его соотечественников. Дома, в кишлаке Аракчи Варзобского района, осталась семья. Невозможно прокормить десять человек на зарплату в пять долларов. Приехав в Москву, Абдулхамид, как положено, оформил регистрацию и принялся трудиться на благо своей — и чужой — родины. Сегодня с чужой родиной он должен распрощаться.

9 июня 2004 года сотрудники ОВД «Кунцево» остановили его для проверки документов. И — разорвали листок регистрации. Нет бумаги — нет человека. Но есть план: известно, что каждый отдел внутренних дел Москвы должен ежемесячно «сдать» сотню иностранцев, незаконно находящихся в столице.

Дежурному районному судье милиционеры сообщили, что регистрации у Абдулхамида Абдурашидова не было и нет. Судья им поверил на слово, а просьбу задержанного о переводчике и адвокате проигнорировал. Чтобы процесс не затягивать. Постановление: выдворить гражданина Абдурашидова за пределы России. А до тех пор отправить в спецприемник ГУВД № 7 на улице Федосьино.

Вообще-то любой гражданин вправе обжаловать решение суда. Но это не касается решений о выдворении иностранцев. Есть такая «правовая дырка». Например, одна из судей Измайловского райсуда призналась в частной беседе, что у судей тоже есть месячный план: лично она обязана выслать из России 90 процентов задержанных таджиков и около половины задержанных граждан Азербайджана. В отношении лиц с прочими паспортами тоже существуют «квоты».

Так что Абдулхамиду Абдурашидову, как и многим другим иностранцам, не дали возможности обжаловать судебное решение. Ему даже не позволили позвонить из спецприемника. Избивали, причем иногда только за то, что просился в туалет. Три месяца спустя сестра нашла его: Абдулхамид был в списке пропавших без вести, а спецприемники иммиграционной службы давно стали, наряду с больницами и моргами, пунктом «черного поискового списка». Радовалась недолго: сотрудники приемника сообщили, что брат ее «болен» и находится в НИИ им. Склифосовского. Известно, что в это учреждение с простудой не берут.

Оказалось, что 9 сентября он совершил попытку самоубийства, так «отметив» свой 4-й месяц тюремного заключения. Разрезал кухонным ножом живот и вены на обеих руках. По словам очевидца Ахмада Оева, Абдулхамид «не мог больше выносить эти издевательства, умереть хотел».

Милиция всполошилась — отправили в больницу. Но об инциденте стало известно только 20 сентября, когда Абдулхамид смог позвонить знакомым из «Склифа».

Руководство спецприемника разводило руками: мы ни при чем. Каромат Шарипов и другие правозащитники дозвонились в иммиграционное управление ГУВД Москвы. Там сказали, что начальник спецприемника № 7 ни о чем таком не докладывал. Намек на возможность международного конфликта (были извещены официальные представители Таджикистана) подействовал. Своеобразно. Наилучшим выходом сочли скорейшую отправку Абдурашидова на родину — в любом состоянии.

Когда Абдулхамид смог вставать с кровати, начальник спецприемника № 7 Виктор Егин позаботился о том, чтобы выставили охрану. И милиция шесть суток просидела у палаты, пугая пациентов и врачей.

22 сентября Абдурашидов позвонил вновь, сказал, что в дверях стоят как раз те, кто его избивал в спецприемнике, и хотят его увезти:

— Я не преступник, я официально приехал в Россию. Меня нельзя держать в клетке. Если вернут в приемник, я повешусь!

И увезли. Хотя после операции прошло чуть более двух недель. Вернули в изолятор, заперли в отдельном помещении. А два дня спустя его самолетом отправили в Таджикистан. (Множество людей ждут отправки месяцами. В данном случае деньги на билет нашлись в течение двух суток.)

Дату спецоперации попытались скрыть. Днем 24 сентября начальник приемника Виктор Егин сообщил нам буквально следующее:

— Этот гражданин уже улетел домой, да, улетел сегодня… Предвижу ваши вопросы и заявляю: здесь никого не бьют и не насилуют. Задержанных кормят на базе столовой МГУ. Они гуляют три раза в день, могут отправлять свои надобности как мусульмане. А история ваша не соответствует действительности!

Хотелось бы верить Виктору Викторовичу. Но есть свидетельские показания и документы. Мы знаем номер истории болезни.

А в 1.00 с 24 сентября на 25-е мы стояли в аэропорту и ждали Абдулхамида и сопровождающих его лиц.

Дождались. Его и еще троих депортируемых очень быстро провели в самолет. Поговорить с ним мы не успели. А таджики в очереди на регистрацию просили: «Ты запиши наши имена — вдруг с нами что случится».

Оснований для опасений — полно.

Рассказывает Каромат Шарипов:

— Отношение в спецприемниках иммиграционной службы к людям хуже, чем к заключенным в Ираке! Судите сами. Заключенным — иначе не назовешь — выдают три куска хлеба в день. Людей не лечат. Изоляторы переполнены. Изолятор на 24-м километре Дмитровского шоссе рассчитан на 350 человек, а там находятся 960. Сидят по 40—60 человек в камере. Вентиляция как таковая отсутствует. Вдобавок сотрудники над ними издеваются, бьют.

Наихудшей славой пользуются спецприемники на Дмитровке (так называемые «Березки») и на Симферопольском бульваре. Строго говоря, этот изолятор сначала был обычным гаражом, а позднее его приспособили под нужды национальной политики России.

Кроме политики, это бизнес. По словам самих задержанных, за 200—300 долларов спецприемник может отпустить человека восвояси. Две минуты телефонного разговора стоят 50 рублей. Это, наверное, самый дорогой тариф в Москве, но от ненавязчивого сервиса отказаться сложно. Встреча с посетителем стоит полтысячи. Родственники принесли передачу — очень хорошо. Но и за это нужно отдать 300 рублей.

В 2003 году Россия, по неофициальным данным, депортировала более 40 000 таджиков (по данным российской иммиграционной службы, гораздо меньше). Посчитайте денежный оборот спецприемников сами. Кстати, иммиграционные службы, которые обязаны по закону депортировать иностранцев за счет бюджета, предоставляют выдворяемым самим оплачивать дорогу домой. Но деньги-то на депортацию выделяют…

А на кладбище в московских Кузьминках растет мусульманский сектор. За последние год-два там появилось более ста таджикских могил. Здесь хоронят тех, чьи родственники не в состоянии вывезти тело на родину. И тех, кто пропал вначале без вести, но чьи трупы были впоследствии выданы родственникам. Причем очень часто выдают тела уже тогда, когда причину смерти установить практически невозможно. Родственники считают, что чаще всего это побои, но в документах в 80 процентах случаев в качестве причины смерти указывают «передозировку наркотиками», примерно в 20 процентах — «заболевания сердечно-сосудистой системы».

По данным правительства Таджикистана, посольство этой республики ежегодно отправляет на родину 600—800 гробов, хотя подтвердить или опровергнуть эту цифру официально работники посольства так и не решились. Правозащитники же считают, что эта цифра много больше.

Но на самом деле могилы — не худший вариант. Ту же дорогу от аэропорта «Домодедово» в Москву сами таджики прозвали «дорогой смерти». По словам гастарбайтеров, здесь исчезают люди:

— Многие, прилетев в Москву, должны были позвонить родителям. Родители их провожают из Душанбе, самолет прилетает в Россию. А от людей до сих пор нет известий — пропали. Таких случаев много. Например, Дониер Юсупов — у него остались жена и двое детей.

Да, а после начала нашего расследования со стороны милиции последовали репрессии против руководства Фонда поддержки выходцев из Таджикистана. Уже отмечены случаи незаконной высылки этих людей за границу.

Илья КРИГЕР
Газета “Новая газета”
№ 73 от 04 Октября 2004 г.