Глава XVI

Дард омаду ранљ омаду њирмон омад,

Абр омаду бод омаду борон омад.

Шуд хонаи зиндагї зи бунёд хароб,

Ман хуфта, ки сели хонавайрон омад.

Пришло боль и мучение, прошло и хирмон,

Тучи надвинулись счастье ветер подул и пошел дождь,

Разрушился дом жизни от основания,

Я в заблюждение, как ливень пошел разрушение.

Обо всем, что случилось в тот день в ущелье Панджшер, средства массовой информации довели до мировой общественности. Мир восхищался мужественностью Масъуда и его сподвижников, стеной вставших против целой армии одной из сверхдержав мира. Знали обо всем этом по всему миру, но не в Советском Союзе. Для Советского Союза это было огромной трагедией, не делавшей честь как советскому военному командованию в лице министерства обороны, так и Политбюро ЦК КПСС, руководящему всей жизнедеятельностью этой огромной страны. И могущественный аппарат Комитета Государственной Безопасности СССР принимал все меры, чтобы информация об этой страшной трагедии не дошла и до умов советских граждан. Малейшее упоминание об этой трагедии жестко пресекалось, виновные привлекались к уголовной ответственности. Только по доставлявшимся в Советский Союз гробам люди узнавали, что кого-то из близких людей убили. Но в какой стране, на какой войне, никто не знал. География адресатов была настолько обширна, что если бы и за день по всему Советскому Союзу привезли сотни, тысячи таких гробов, никто и не догадался бы об истинных масштабах этой трагедии. Это были лишь капли в огромном море под названием Советский Союз. И сколько будет еще таких гробов, никто не мог знать. Война в Афганистане продолжалась, не видно было ее конца и края.

Несмотря на все потери, руководители Советского Союза вовсе и не помышляли о выводе войск из соседнего Афганистана. И было отчего. Советские политики в своей деятельности руководствовались более масштабными задачами, добывались более высоких целей, выходящих далеко за интересами отдельно взятого региона. И во имя этих своих высоких идей, они готовы были идти на любые жертвы. Цель, как говорится, оправдывала средства. Они опасались, что, если отступят назад, выведут свои войска, тут же на их место прибудут американцы, разместят здесь свои военные базы, установят свои ракеты, нацеленные на Советский Союз.

На этом фоне Фактор Масъуда и его моджахедов был для советских политиков не столь значительным, чтобы мог создавать для них какие-то серьезные помехи. Его считали объектом, который до поры до времени может помешать осуществлению планов, задуманных Советским Союзом. Далекому от большой политики мировых сверхдержав Масъуду было не до их разборок. Его, выходца из простого народа, всю жизнь проведшего среди таких же, как он простых людей, на арену борьбы интересов мировых сверхдержав вывела не большая политика, а жизненные интересы таких же, как он сам, простых людей, волей судьбы оказавшихся в этом пространстве. Каждый из моджахедов, как и сам Масъуд, встал на защиту своей земли, родного дома, родных и близких им людей. Потому они и оказывали столь яростное сопротивление иноземным врагам, потому они и одерживали порой и локальные победы, что перед ними стояли конкретные цели и задачи, ради которых готовы были бороться с иноземными врагами до последнего вздоха. Этот фактор и послужил тем вдохновляющим мотивом, благодаря которому они в седьмой раз смогли свести на нет все усилия шурави по захвату ущелья Панджшер.

- … Временно покидаем ущелье. – обратился Масъуд к своим командирам. – Пусть шурави спокойно забирают тела своих убитых солдат. Пусть и на родине у них знают, что означает прийти на чужую родину с мечом, чем чреват захват чужой земли, чужой родины! А мы уходим в безопасные места. И с наступлением весны, к празднику Навруз, вернемся вновь. Чтобы обустроить свои дома, свой Панджшер. Думаю, полученный отпор шурави запомнят надолго. В этом бою мы им сломали хребет. Теперь им не выпрямиться, до седьмого колена они должны помнить это.

Прежде чем собраться в путь, мы должны навестить мазары (кладбища), отдать дань уважения нашим предкам, прибывшим сюда некогда из Дахбеда Самарканда, обустроившим это ущелье и теперь упокоившимся в тех могилах. Весной мы обязательно вернемся, другой родины у нас нет!

После того, как похоронили родных и близких тети Зевар, Масъуд собрал моджахедов и известил их о своем намерении на время уйти в Андароб.

- Пусть шурави забирают тела своих убитых солдат.  – еще раз сказал Масъуд. – Мне кажется, что они больше не сунутся в Панджшер. Готовьтесь, уходим все вместе. Хотя предстоит долгий и опасный путь, другого выхода я не вижу.

Затем Масъуд пошел к тете Зевар.

- Тетя Зевар, давайте собирайтесь, с нами пойдете, к нашим родственникам.

- Омир Сохиб, у меня кроме вас нет других родственников. Шурави всех убили. Теперь куда, к кому мне идти-то? Я не могу оставить здесь погибших родных. Оллох не простит меня!

- Солех Мухаммад, Хусайнхон, вы остаетесь с тетей Зевар. Сделаете все, что ей будет угодно. Нам необходимо идти. До свидания, тетя Зевар. – Масъуд не мог переносить слезы этой женщины, был убежден, что ему не удастся переубедить ее. Поручив Солех Мухаммаду и Хусайнхону заботиться о ней, Масъуд знал, что они отведут ее в кишлак Поранди, где смогут отыскать ей и крышу над головой.

Масъуд впереди, моджахеды за ним, все вместе покидали ущелье Панджшер. Пройдя между кишлаками Бозорак и Джангалак, увидев упавшие еще с детства знакомые дома, заборы и стены домов, на какую-то минуту Масъуд вспомнил и свое детство, прошедшее в беззаботной беготне между этими вот дворами, в этих домах, между этими заборами, вспомнил и людей, живших некогда в них. Сердце екнуло.

Уходя все дальше от родного кишлака, Масъуд углубился в размышления:

«Все равно шурави не уйдут из Афганистана. С божьей милостью, на этот раз постараюсь втянуть их в бой в окрестных с Панджшером ущельях северных провинций. Для этого сперва необходимо в Андаробе, Фархоре и Бадахшоне переговорить с местными улемами, руководителями волостей, населением, создать советы. Это значит, создать в регионе структуры управления и обороны будущего Афганистана.

Хорошо, что с пользой для дела использовали и временное перемирие. Благодаря нашей пропагандистской работе, теперь в наши ряды  готовы встать не двести или триста моджахедов, а три тысячи. Их необходимо научить владеть оружием, тактике ведения боевых действий.

Шурави сейчас уподобились извивающейся раненой змее, жаждущей отомстить своему обидчику, не желавшей умереть, как стальная пружина сжимающаяся, чтобы нанести страшный смертельный укус. Новое правительство Афганистана жаждет того же. Потому и объединились они, чтобы добиться единой для себя цели.

А как обстоит дело с Хикматёром, Наджибом и другими группировками? Сам Хикматёр страшнее десятка вооруженных религиозных и партийных групп. Этот кровопийца вот уже двадцать лет, как враждебно настроен ко мне».

Невольно Масъуда, вышедшего победителем во вчерашнем бою, осенила мысль, что его теперь стали волновать не такие мелочи, как фактор Хикматёра или Наджиба, а другие, более масштабные задачи, проблемы глобального характера, решающие судьбы не отдельно взятого человека, а население региона, страны. Возникли же образы этих личностей перед взором Масъуда только потому, что в последующих сражениях желает он того или нет, вынужден будет иметь дело с этими первыми палачами Афганистана. Масъуд вспомнил, что впервые с Наджибом он встретился еще в детстве, потом в годы своей молодости, когда учился в политехническом институте Кабула, встретился и с Хикматёром. С тех пор и продолжается вражда этих двух личностей с Масъудом.

Вот уже который год, как Хикматёр создал свою партию и собрал вокруг себя обманутых моджахедов. Занят он теперь грабежами и убийствами. А Наджибулло, несколько лет возглавлявший Государственную службу безопасности Афганистана,  теперь поднялся еще выше по служебной лестнице. Эти двое всю жизнь пытались физически устранить Масъуда. Для этого готовы были не брезговать любыми методами.

Масъуд вспомнил и свое детство, когда вместе с Наджибулло каждый в отдельности имел свою футбольную команду, и почти каждый день играли на улице Кортаи Парвон Кабула. Не помнит, что было тому причиной, но однажды между ними разгорелся спор.

С того времени прошло много лет, и Масъуд отчего-то вспомнил и тот случай. «Детство. Какая же все-таки безмятежная пора нашей жизни! – сладостно вывел про себя Масъуд. – Да, не вернуть теперь нам той поры. Помнится, я собрал своих друзей и по всему полю разбросал камни, чтобы навредить своему сопернику. С того времени прошло много лет. Кто знал, что я сменю ручку и тетрадь автоматом, и по совету Хикматёра со студенческой скамьи политехнического института приду в Панджшер, всю свою жизнь отдам служению ислама, борьбе с коммунистами, а Наджибулло станет руководителем  Государственной службы безопасности Афганистана, и наша детская вражда перерастет в обоюдную ненависть? И теперь вот уже, который год, мы воюем друг с другом. За это время его ведомство арестовало и пытало великое множество моих друзей, по приказу Наджибулло были убиты лучшие мои друзья-моджахеды.

Несмотря на всю свою кровожадность, у Наджибулло есть, хоть и небольшое, чувство патриотизма. Но Хикматёр кроме, как приносить людям горе, ничего хорошего людям не делал. Оказывается, мне легче свести счеты с самой могущественной державой мира, нежели найти противоядие Наджибу и Хикматёру. Они всю жизнь борются за карьеру, богатства, ради этого готовы на любую подлость.

Кто знает, может быть, после того, как покончим с шурави, судьба вновь сведет нас с этими двумя друзьями детства. И эта встреча означала бы начало кровопролитной битвы. А чтобы пойти с ними сотрудничать, во благо общества идти на мировую, даже не знаю, как себе и представить это.

Итак, почти десять лет, как я воюю с шурави, а Хикматёр – прихвостень пакистанцев, ждет, когда мы доведем войну до победного конца, и он войдет в Кабул, чтобы занять какой-нибудь высокий пост. И это тогда, когда Хикматёр имеет опытных, хорошо подготовленных моджахедов, бронетехнику, боеприпасы, но не сражается с врагами Афганистана. Да, это однозначно. Хикматёр ждет того дня, когда мы с моджахедами выгоним с нашей земли шурави, и он выступит против нас. Что делать, из-за должностей и кресла вновь прольется кровь тысячи наших же братьев.

Масъуд решил, как только прибудет в Андароб, созовет совет старейшин и первым делом наряду с другими проблемами поднимет и вопрос Хикматёра. Как гласит народная мудрость, семь раз отмерь, один раз отрежь. Масъуд всегда и во всем, где необходимо было мнение старейшин, советовался с ними. И это всегда давало свои добрые плоды. Народ поддерживал его, и он, благодаря его доверию, всегда добивался успехов. … Размышляя в таком духе, перевалив горный перевал, Масъуд со своими моджахедами спустился в долину Андароб. Перед их взором открылись поля и сады яблонь, абрикосов, покрытых еще снегом. Как только они подошли к лугу, Масъуд первым делом присел и напился холодной воды в речушке, берущей свою воду из горных снегов. Велел всем остановиться, умыться, совершить полуденный намаз, отдохнуть часок. А сам вместе с Азмуддином, Фахим Мухаммадом и Исломиддином спустился еще ниже. Совершил омовение и взялся за намаз. Пятичасовая ходьба по горным тропам порядком утомила большинство молодых моджахедов.

Закончив с этим обрядом, все расположились у ручья, вытащили из своих узелков съестное, состоящее из лепешек, толченых ягод тутовника, разложили на расстеленные на землю платки и приступили к трапезе.

Окидывая взглядом раскинувшуюся внизу долину, Масъуд вспомнил весеннюю пору, когда он был здесь. Восхищенный представившейся взору картиной, он не мог поверить своим глазам, что все это видит наяву: огромное пространство было усеяно живым многообразием красок цветов и трав. От легкого ветерка, ласкающего поля и луга, казалось, будто бегут, наплывают волны, донося запах трав и цветов. Окунувшись в эту красоту, невольно открываешь для себя, что в такт этой гамме красок поют куропатки, жаворонки и другие певчие птицы, составившие единый ансамбль. Проводив взглядом кружившего на огромной высоте горного орла, Масъуд обратил взор на горный хребет, куда улетел пернатый властелин здешних мест. И заметил на склоне горы кусты миндаля, зацветшего яркими цветами. Опуская взгляд ниже по склону, натолкнулся на такие же кусты боярышника. В это мгновение Масъуд понял, что еще кто-то к месту вклинился в этот общий хор голосов. Вслушиваясь повнимательнее, понял, что это пчелки, перелетая с цветка на цветок, своим визжанием дополняют и свою струну в общий хор. «О, Оллох, какая же это красота! Какая благодать!» – воскликнул про себя Масъуд, восхищаясь этой красотой.

В эту минуту Масъуд вспомнил, что жизнь человеческая состоит не из одних воин и кровопролитий, что есть и другая жизнь, неподвластная нам, людям, непохожая на нашу людскую  жизнь, независимая от прихоти людской. Жизнь, понимание которой подвластно только тем, кто в силах воспринять, желает понять ее. И жизнь эта заключена в объятия природы. Если мы, люди, осознаем это, сможем и ее существование использовать себе во благо. Для этого мы должны спуститься на землю обетованную, понять свою сущность и действовать соразмерно понятиям мотивов человеческого бытия.

«А ведь, если вдуматься, сколько бы я не пытался, я никак не могу воспринимать как следует эту окружающую меня красоту, – выводил про себя Масъуд. – Да, понимаю, эта гармония по-своему очень красива. Но сказать, что я наслаждаюсь этой красотой в полной мере, я не могу. И причина тому – эта проклятая война, застилавшая собой понимание всей этой красоты природы, гаммы чувств.

И вновь мысли Масъуда вернулись к сегодняшней действительности. Вспомнил, что в Афганистане в настоящее время действуют сотни вооруженных группировок. «Каждый из командиров этих групп воюет не из каких-то там высоких патриотических побуждений. Всеми движет амбициозное чувство обладания властью, карьеры. Кто на этом фоне сможет объяснить им, что мы должны иметь одну общую для всех цель, к достижению которой стремимся? Только тогда нам удастся добиться желаемых результатов, если эти цели будут направлены во благо всего Афганистана, а не в карьеристских интересах отдельно взятого полевого командира. Кто сможет переубедить большинство моджахедов, чтобы те сложили оружие и взялись за обустройство своего края? Похоже, если дело и дальше так пойдет, конца и края этой бойне не видать ни нам, ни нашим детям». – подумав, решил Масъуд и лег на снег, направляя взор на бескрайние дали голубого неба. В нем теперь смешались и хорошие, и плохие чувства. Он был рад тому, что сегодня его окружает такая благодать. Поводом для плохих мыслей была и вчерашняя картина, представшая перед его взором в доме тети Зевар.

«Да, шурави и здесь нас найдут. Нам и здесь не будет от них покоя.  – думал Масъуд. – Если они нападут на нас и здесь, найдем выход и из этого положения. Но как быть с десятками сотнями вооруженных группировок Гулбиддина Хикматёра, орудующих в приграничных с Пакистаном районах Афганистана?»

Догадки Масъуда оказались точными. Не прошло и недели, как на небе над Андаробом появились советские вертолеты.

- Анализы показывают, что шурави ищут расположение моджахедов. – наблюдая за летящим вертолетом, сказал Масъуд. И тут же по рации связался с Огосохибом, поинтересовался обстановкой. Спустя некоторое время кто-то из приближенных доложил Масъуду по рации, что скоро шурави забросят десант в провинцию Тахор, в Толикон, а не в Андароб.

Это известие вновь опечалило Масъуда, ибо выходило, что очень скоро центр тяжести боевых действий перекинется и в северные провинции Афганистана, прольется море крови. Потерпев поражение в Панджшере, шурави теперь решили отказаться от тех возможностей, которыми могли бы располагать, если бы захватили жизненно важную стратегическую артерию – дорогу Панджшера. Лишившись этой возможности, они решили пробиться к северным провинциям Афганистана воздушным путем, перебрасывая туда свою пехоту и большое количество десантно-штурмовых бригад. Поразмыслив, Масъуд понял, что такой вариант развития событий может быть вполне на руку и моджахедам. При такой тактике ведения боя шурави действовали без поддержки своей бронетехники, что моджахедам несколько развязывало руки, а шурави, наоборот, действовали бы скованно, ограниченные в действиях и в пространстве. Что еще вселяло уверенность в Масъуде, так это то, что в последнем бою в Панджшере моджахеды в качестве трофея взяли большой арсенал стрелкового оружия и боеприпасов. И при последующих боях, какие могли разгораться уже в Андаробе, этот арсенал мог бы сослужить моджахедам хорошую службу.

Наблюдая за советскими вертолетами, мирные люди, населявшие и близлежащие к Андаробу кишлаки, тоже поняли, что гроза войны очень скоро может прогреметь и над их кишлаками. Через своих людей Масъуд сообщил всем им о той участи, какая настигла жителей кишлаков ущелья Панджшер, и призвал всех быть готовым к боям, молодым взять в руки оружие и присоединиться к моджахедам, чтобы защитить свои дома от шурави.

Масъуд связался по рации с Солех Мухаммадом и Хусайном, поинтересовался положением в Панджшере. Оттуда ему сообщили, что с тетей Зевар все в порядке, шурави увезли трупы своих военнослужащих, и, наверное, в Панджшер больше не сунутся. Масъуд объяснил им ситуацию с Андаробом.

- Омир Сохиб, тогда нам с Хусайнхоном куда идти? – спросил Солех Мухаммад.

- У меня к вам важное дело! Как можно быстрее приходите сюда, в Андароб! Сейчас же отправлю к тете Зевар кого-нибудь, а вы отправляйтесь в путь! – приказал Масъуд.

После того, как Гуломсахи сообщил Масъуду об этом десанте, Масъуд засуетился. До того места, куда должны были забросить советский десант, было слишком далеко. «Надо, во что бы то ни стало, опередить их и первыми нанести удар по десанту! – размышлял Масъуд. – Если не воспользуемся внезапной атакой, потом нам придется туго» Тут же Масъуд собрал опытных моджахедов, знающих здешние горные тропы и отправил разведать позиции советского десанта. Вернувшись через неделю, разведчики доложили, что десантники кроме Толикона находятся и в Хисораке. В обоих кишлаках численность десантников не превышает трехсот человек. У шурави имеются минометы, дальнобойные орудия, вертолеты.

- Регистони! – Масъуд обратился к Солех Мухаммаду, уже прибывшему вместе с Хусайнхоном в Андароб. – Вместе с доктором Абдулло берете на себя руководство операцией. В вашем распоряжении будут командиры Гадо, Суфи-ДШК, Хаётхон, Мухаммад Исо. Всего двести моджахедов. Мы с Азмуддином и Фахим Мухаммадом будем вашими помощниками и советниками. Готовьте моджахедов к походу. Отправляемся!

- Омир Сохиб, дорога дальняя, путь лежит через перевал. Нужно будет грузить тяжелое вооружение на ослах и лошадях. А у нас до сих пор всего этого нет под рукой. – сказал Солех.

- Отправляйте местных моджахедов по кишлакам за ослами и лошадьми. – распорядился Масъуд, обращаясь к Солеху. – Я отчего-то не подумал об этой стороне дела. В кишлаках обращайся к вождям племен от моего имени, пусть помогут!

Действительно, там без дальнобойного оружия нам не обойтись. А все это нести отсюда на своих плечах, дело тоже неосуществимое.

Ранним утром следующего дня моджахеды вышли в путь. Местами путь пролежал через узкие высокогорные тропы. Соблюдая необходимую в таких случаях дистанциюи осторожность, примерно сто лошадей и ослов, нагруженные оружием и боеприпасами, с трудом преодолевали узкие участки горных троп.

Через сутки, приблизительно в полночь, уставшие, порядком измотанные люди подошли к расположению вражеских частей. Сняв с лошадей и ослов снаряжение, отвели их подальше, на пастбище. Ночь была темная. В сопровождении местных моджахедов, хорошо знавших эти места, отряды Масъуда подошли к позициям врага. Осматривая местность, моджахеды выбирали места и позиции, откуда им удобнее было вести бой. Строго-настрого всем было приказано: Задолго до наступления рассвета всем занять удобные для себя позиции. Как только начинает светать, ни единым движением не выдавая себя, в течение всего дня все будут наблюдать за передвижениями солдат, уточняют расположение огневых точек противника. Операцию намечено было начать следующей ночью.

Незадолго до восхода солнца на горизонте показались два вертолета. Облетев ущелье до кишлака Хисорак, не заметив укрывшихся моджахедов, один из них приземлился прямо на территории, занятой десантниками, а другой улетел в сторону кишлака Толикон. Опытные, видавшие виды, моджахеды, знали, как действовать, когда над головой кружат боевые вертолеты. Услышав гул моторов, увидев его, сразу, как сурки, все скрылись из виду. Да и люди, сидевшие в кабине и салоне  вертолета вряд ли догадывались, что в этих местах уже находятся моджахеды. С другой стороны и вертолеты прилетели из Багрома не для поиска моджахедов, а привезли своим частям провизию, что-то другое, необходимое. Потому, видимо, и летчики не проявляли особую бдительность.

Солех Мухаммад, руководивший ходом операции, по совету Масъуда отправил в Хисорак двух местных моджахедов, чтобы те разведали горные тропы и изучили позиции вражеского отряда. Конспирации ради, поручил им сначала незаметно перебраться к людям, сторожившим лошадей и ослов, взять двух ослов, переодеться в гражданскую одежду, и, под видом местных жителей, отправиться в кишлак, уточнить пути подхода к солдатским палаткам, и с наступлением ночи вернуться к моджахедам.

Через час вертолет вновь поднялся в воздух и улетел. Масъуд подумал, что пилоты так и не заметили присутствия моджахедов. И приступил, было к разработке и составлению плана ночной операции, как вдруг на горизонте со стороны Багрома показались шесть вертолетов. Не прошло и минуты, как вертолеты окружили окрестные высоты и начали высаживать десант. Масъуд понял, что враг знал об их присутствии и хотел застать моджахедов врасплох. Не исключено, что через час-другой моджахеды окажутся в ловушке и будут уничтожены.

- Регистони, мы оказались в западне.  – наблюдая за передвижением десантников, сказал Масъуд, обращаясь к Солех Мухаммаду и Фахиму, приглашенным вместе с другими командирами к нему. – Ни в одном из предыдущих боев мы не оказывались в столь глупом и трудном положении. Шурави нас окружили. Во что бы то ни стало, надо прорвать кольцо окружения, спастись! У кого какие предложения?

Фахим удивленно посмотрел на Азмуддина, Азмуддин на Солеха Мухаммада. Все молчали.

- Регистони, вы руководите операцией. Первое слово за вами. – Масъуд обратился к Регистони.

- Омир Сохиб, мы находимся ближе к палаткам, чем к десантникам. Основные силы врага находятся внизу, в палатках. Они не ждут нашей атаки. Если мы предпримем попытку атаковать отряды, находящиеся в палатках, наш удар по ним будет внезапным. Предлагаю атаковать тех, кто внизу, в палатках. Выходим в открытый бой! Если надо будет, вступим и в рукопашный бой. Другого выхода я не вижу. – предложил свой вариант Регистони.

- Хорошо! Ваше мнение, Фахим Мухаммад! – выслушав руководителя операции, Масъуд обратился к своему заместителю.

- Я тоже поддерживаю мнение Регистони. Я тоже не вижу другого выхода. – сказал Фахим и умолк.

- Я тоже согласен с Регистони. – сказал Масъуд.- Сначала ударим по основным силам врага. Потом будем действовать по обстановке. Пока вражеский десант будет спускаться вниз, мы попробуем быстрее успеть добраться до их палаток. Расправимся с ними и попытаемся отойти в безопасное место.

Регистони, подними всех моджахедов на ноги, чтобы окружить врага! Времени мало! Смотри, улетели ли их вертолеты в Багром за десантниками? Да хранит нас Оллох! Омин!

Пока десантники занимали боевые позиции, Масъуд со своими моджахедами начал быстро спускаться к палаткам. С каждым метром все ближе и ближе становились ближайшие палатки. Солдат, находившихся в палатках, наверняка, по рации уже успели уведомить об отряде моджахедов, расположившихся вблизи их позиций. Но, как десантники, что находились на высотах, так и солдаты, что находились в палатках, и думать не могли, что моджахеды решатся на столь дерзкий шаг – пойти в открытый бой.

Как и следовало ожидать, атака моджахедов оказалась настолько внезапной, что солдаты в палатках не успели и опомниться, подготовиться, как оказались в шквалистом огненном кольце. Прошло еще немного, и завязался рукопашный бой, длившийся где-то час. Большей частью солдаты были убиты. Большие потери понесли и моджахеды. В это время до слуха Солеха Мухаммада донесся голос Масъуда:

- Регистони, уведи моджахедов в гору! С минуту на минуту прилетят вертолеты! Потом будет еще труднее! Пока не успели спуститься десантники, успеем уйти!

Десантники, спускавшиеся с горы, видели как моджахеды в виде маленьких движущихся точек по узким труднопроходимым горным тропинкам, между валунами и скалами, карабкались в гору, отдаляясь все дальше и дальше от того места, где только что шел бой. 

Вертолеты вновь появились. Шесть боевых машин высадили десант и приступили к охоте над моджахедами. Ущелье Хисорак был обработан снарядами и залпами крупнокалиберных пулеметов. Казалось, даже ни одна скала не осталась вне поля зрения боевых летчиков. Операция по уничтожению моджахедов длилась до самого заката солнца, когда ущелье окутал вечерний сумрак. Вертолеты улетели. Не прошло и много времени, как вернулись обратно. Высадили десант. Стороннему наблюдателю нетрудно было определить, что советские подразделения намерены взять в кольцо и задушить отряд моджахедов. Казалось, у моджахедов кроме, как попытаться прорвать кольцо блокады, другого выхода не было. И, судя по той силе, какой располагали в этом бою советские части, эта попытка моджахедов была обречена на провал.

Советским офицерам, командующим действиями своих отрядов в предстоящем бою, невдомек было, что в этом бою принимал участие и сам прославленный Масъуд, за поимку которого обещано вознаграждение в миллион советских рублей. И теперь он тоже находился в кольце этой блокады. Знай это, они, наверняка, бросили бы сюда и имеющиеся резервы, чтобы расправиться с ним, отличиться перед своим командованием и получить «Золотую звезду» героя Советского Союза.

Абдулгани из Хисорака, вместе с Хаётхоном, по поручению Регистони отправившиеся в кишлак еще перед наступлением, до сих пор не вернулись в расположение, прятались под скалами от советских вертолетов и десантников. Еще никто из моджахедов не знал, что Абдулгани был ранен в ногу. Пуля задела кость. Он не мог двигаться, и Хаётхон на своих плечах переносил его с места на место, укрываясь от противника, чтобы найти удобное безопасное место, перевязать ему ногу и избежать большой потери крови. Как только появились над ущельем вертолеты, Хаётхон положил Абдулгани под скалу, снял с него сапог и только теперь понял, насколько пуля раздробила ему ногу. Не теряя секунды, Хаётхон быстро снял свою чалму и перевязал ею ногу раненому Абдулгани.

- О, Оллох! Всегда умолял тебя сразу лишить меня жизни, чем ранить. Сил нет терпеть боль!.. – стоная, прикусывая губу от страшной боли, твердил Абдулгани.

- Брат, чему быть, того не миновать! Судьбой, видно, предопределено случиться этому! – Хаётхон пытался успокаивать Абдулгани.

О случившемся с Абдулгани моджахеды узнали под вечер. Его брат Шер, находившийся здесь же вместе с моджахедами, взял с собой друга Абдулгани Мухаммадрахима и пришли к раненому. Решено было вывести его из зоны боя и отвести домой. До дому было примерно час пути. Но, находясь в блокаде, под обстрелом, не то, что отвести раненого куда-нибудь, даже перемещаться с места на место было небезопасно.

Масъуд ломал голову над тем, как можно без жертв, сквозь ночную тьму, вывести своих моджахедов из образовавшегося кольца блокады. Пока нет вертолетов, и враг в ожидании рассвета бездействует, есть хоть какой-то шанс выбраться из этого кольца. И было бы преступно, если не воспользоваться этим шансом. С наступлением рассвета, при таком плотном кольце окружения, когда на голову будут сыпаться тонны снарядов, град автоматных и пулеметных очередей, под прицелами снайперских винтовок сделать это уже будет практически невозможно. Плохо было то, что в этом ущелье он не так хорошо знал местность, ее тропы. Масъуд не терял дух. Он был убежден, что из любого трудного положения есть какой-то выход. Только надо искать и найти его.

- Солех, Фахим, подойдите ко мне! – донесся едва слышный голос Масъуда. И две черные тени встали из-за скалы и направились по направлению голоса. – Тихо, скрытно отыщите моджахедов, хорошо знающих местность. Вместе с ними исследуйте, обговорите, как можно быстрее, пока не наступил рассвет, выйти из блокады. Во что бы то ни стало, к рассвету мы должны выбраться из этого кольца. Думаю, сами все поняли, и нет необходимости рассказать вам, что ждет нас утром. Действуйте!

Солех и Фахим скрылись в темноте. Очень скоро привели к Масъуду Мухаммадрахима, живущего в Хисораке и всю свою жизнь проведшего в этих местах.

- Брат, как зовут тебя? – спросил его Масъуд.

- Мухаммадрахим.

- Мы сейчас окружены! Знаешь тропу, по которой можно тихо, незаметно выбраться из этого кольца?

Юноша молчал, видимо, думал о чем-то. Судя по его молчанию, Масъуд понял, что создавшаяся ситуация сбила с толку и этого юношу.

- Ты вроде чем-то опечален, не так ли? – спросил его Масъуд.

- Брат ранен! – ответил юноша.

- Где он?

- Там, под скалой. – указывая куда-то вбок ответил юноша.

- Как вывести твоего брата, это я беру на себя. А ты знаешь те тропы, через которые мы этой же ночью смогли бы выйти отсюда живыми и невредимыми? – спросил вновь Масъуд.

- Да, все эти тропы я знаю, как свои пять пальцев. Если так, то я иду впереди, а все остальные будут следовать за мной. Чтобы выйти из ущелья мы должны не спускаться вниз по ущелью, а подняться выше по нему. Когда было светло, видел, как шурави внизу плотным кольцом окружили местность. На том месте, где мы стоим сейчас, нам оставаться тоже очень опасно. Сверху над нами стоят десантники. Есть несколько выходов, но десантники могут нас поджидать и там. Если же мы пойдем выше, там ущелье сужается, и все тропинки сходятся в одну, очень узкую тропинку. Хотя тропинка и узкая, но намного безопаснее. Нас с обеих сторон будут прикрывать горные скалы. Другого выхода из ущелья нет. Главное, тихо бесшумно следовать по этой тропинке.

- Солех Мухаммад, прикажи двум-трем моджахедам забрать с собой раненого брата Мухаммадрахима. – распорядился Масъуд. – Предупредите всех, чтобы тихо, бесшумно следовали за Мухаммадрахимом. Я иду вслед за вами.

- Омир Сохиб, может быть, пойдете впереди, вместе с нами? – спросил Солех

- Сказал же, я иду последним, вслед за моджахедами.

Солех хотел, было, еще что-то сказать, но, подумав о чем-то, замолчал. Он знал, что Масъуд всегда действует так, как сам скажет.

Лишь просвещенный в планах моджахедов мог догадаться, что змеей ползущей вверх по ущелью между скалами черная полоса это и есть те моджахеды, для уничтожения которых советские войска перебросили огромное количество пехоты, десанта и уже утром при поддержке вертолетов должны покончить, расправиться с ними.

Моджахеды двигались тихо, бесшумно, стараясь дышать даже беззвучно, чтобы в ночную прохладу солдаты шурави не услышали и лишних звуков, выдающих душманов. Каждый шаг все дальше уводил их от угрозы быть обнаруженными и приближал их к заветной развязке, как вдруг Мухаммадрахим остановился и оглянулся. До выхода из опасной черты оставалось всего где-то несколько шагов, как сверху раздалось несколько продолжительных автоматных очередей. Моджахеды остановились и прижались к скалам, некоторые слегли на землю. Хаётхон, шедший в трех шагах от  Мухаммадрахима, услышал, как он упал. Из-за шквалистого огня Хаётхон и шагу не смог сделать в его сторону. Прижавшись к скале, Хаётхон по язычку пламени определил, откуда стреляют. Направив в ту сторону дуло автомата, Хаётхон стал ждать, когда еще раз раздастся выстрел, чтобы по пламени накрыть огневую точку противника. Своего он дождался. Вслед раздавшемуся выстрелу он нажал на курок. Автомат умолк, а за ним было слышно, как, скатываясь и, ударяясь по камням, на землю упало чье-то тело. Стрельба прекратилась. Все вокруг умолкло. Хаетхон направился к Мухаммадрахиму. Увидел его лежащим прямо на тропинке. Пригнулся, левой рукой приподнял голову, прислушался к дыханию. Мухаммадрахим не дышал. Запах крови ударил Хаётхону в ноздри. Прижав руку к его груди, понял, что тело изрешечено пулями, Мухаммадрахим убит. Хаётхон поднял тело убитого и двинулся по указанному Мухаммадрахимом пути дальше. Следуя теперь за Хаётхоном, моджахеды вышли на открытый широкий луг. Легкий предрассветный ветерок ударил в лицо моджахедам. Свежий бодрящий воздух действовал успокаивающе. Казалось, все теперь позади. Последним, кто поднялся и вышел из ущелья, был Масъуд. Глубоко вздохнув, он осмотрелся. Предутренний рассвет четко очерчивал вершины  Гиндукуша. …

Час спустя над ущельем Хисорак вновь появились вертолеты. Начиная прямо у входа, кончая последними кишлаками, расположенными выше по ущелью, винтокрылые машины продолжали бомбить. Вертолеты скрылись за горизонтом, появились истребители СУ-16. Бомбардировка продолжалась. Участь, постигшая ущелье Панджшер, повторилась и с Хисораком. Но в ущелье уже никого не было. Масъуд со своими моджахедами успели выйти из кольца блокады и укрыться в другом ущелье. Смерть, настигшая моджахедов в этом бою, опечалила Масъуда. Вечером следующего дня он вместе со своими телохранителями прибыл в дом к отцу погибшего Мухаммадрахима. Выразив им свои соболезнования, понял, что со смертью Мухаммадрахима семья лишилась кормильца. Соседи, старцы, жители кишлака – все стали свидетелями, как в трудный час Масъуд, как бы ему самому трудно ни было, выполняет свой человеческий долг. Проведав семьи погибших моджахедов, Масъуд участвовал и на церемонии похорон Мухаммадрахима, и его соседа Шера, тоже погибшего в этом бою. Обещал помочь раненому Абдулгани.

- До Толикона далеко. Как отвести туда Абдулгани? – спросил доктор Абдулло у Масъуда, когда они заговорили о спасении Абдулгани.

- Раз уж нет у нас вертолетов, нет нормальной дороги для езды на машине, следовательно, единственный способ везти его – на лошади или на осле. Другого выхода у нас нет. – заключил Масъуд.

По своему опыту доктор Абдулло знал, что при таком ранении, когда кости на ноге  раздроблены, если вовремя не успеть принять нужные меры, может начаться гангрена. А у доктора под рукой были лишь лекарства и средства, способствующие лишь остановке кровотечения.

Масъуд вспомнил, что еще до начала операции в Панджшере он отправил оттуда в Хисорак и лекарей. В их числе был и Устод Сайид Юсуф, известный как опытный хирург и который год лечащий моджахедов.

- Устод, ваш сын Абдусамад возмужал. – Масъуд говорил с Сайидом Юсуфом по рации. – Настало время и женить его. Смотрите, не опоздайте с женитьбой. Мы вместе с Абдусамадом теперь на фронте. А вы заняты лечением больных. Кто его будет женить-то?

- Омир Сохиб, Я тоже об этом думаю. – ответили на другом конце. – Все по воле Оллоха. Если останемся живы, этим летом, думаю, пригласить вас на его свадьбу.

- Спасибо! Останусь живой, обязательно приду на свадьбу. Сегодня отправлю Абдусамада вас проведать. Договоритесь насчет свадьбы, мы обязательно придем!

- Как хорошо! Соскучился по нему. Буду очень рад увидеть его!

- До свидания, устод!

- До свидания, Омир Сохиб!

Смазав и перевязав рану на колене Абдулгани, доктор Абдулло обложил колено дощечками и еще раз перевязал, чтобы от дорожной тряски раненая нога не шаталась и не болела.

Хаётхон и Абдусамад с трудом усадили раненого Абдулгани на лошадь и двинулись в сторону Толикона.

Ситуация не была стабильной и в Толиконе. Единственное, что отличало здешний медпункт от жилища простых жителей кишлака, было то, что в помещении были койки для больных, и само помещение содержалось в чистоте. И еще здесь были врачи разных специальностей, готовых оказать медицинскую помощь нуждающимся. Нехватка медикаментов чувствовалась и здесь. Медицинский персонал испытывал трудности и из-за нехватки необходимого медицинского оборудования.

Доктор Сайид Юсуф, мужчина высокого роста, с черными волосами и черными бровями, опустившимися над такими же черными, как уголь, глазами, занятый уходом за больными, жил ожиданием прибытия своего сына Абдусамада и раненого из Хисорака. Уже и забыл, сколько времени прошло с тех пор, как в последний раз видел своих жену и детей, оставшихся в Кабуле. Он чувствовал, что явно соскучился по ним. Но знал, что по не зависящим от него обстоятельствам, сам с этим ничего поделать не может. Занятый лечением больных и раненых, он тоже считался в джихаде, ибо свои знания целиком посвятил служению тому народу, который встал в защиту своего домашнего очага, родного края.

Вскоре прибыли и Хаетхон с Абдусамадом. Доктор Сайид Юсуф встретил их у порога медпункта. Увидев живым и здоровым своего сына, он, едва сдержав слезы радости, обнял его. Объятия отца с сыном, видимо, как-то подействовали и на Хаётхона, что он отвернулся, чтобы не помешать им в проявлении родительских чувств. Это по дороге Хаётхон узнал, что Сайид Юсуф задолго до начала кровавых событий, после окончания лицея, отправил сына за границу на учебу. Там Абдусамад выучил английский, хинди и французский языки. Вернулся на родину, а в Афганистане в это самое время был совершен государственный переворот. Свергли шаха, и началась война. Ему и тысяче таких образованных специалистов стало теперь не до применения своих знаний на гражданском поприще. Одни стали жертвами террора, другие разъехались по другим странам, третьи, взяв в руки оружие, или примкнули к правительственным силам Афганистана, или встали на сторону моджахедов. Абдусамад пошел за Масъудом. Да и Масъуд не случайно торопил Сайида Юсуфа с женитьбой сына. Он придерживался той логике, что никто из моджахедов не застрахован от смерти. Любой бой для них может оказаться последним, смертельным. Потому им следует завести семьи, чтобы думать и о потомках своих. Абдусамад же был парнем умным и образованным. К такому выводу пришел и Хаётхон, пока вместе с Абдусамадом находился в пути к Толикону.

Доктор помог Хаётхону и Абдусамаду перенести и положить раненого Абдулгани в койку и приступил к его осмотру. Из-за высокой температуры и большой потери крови, Абдулгани лежал весь бледный, с сухими потрескавшимися губами. Доктор попросил Абдусамада дать раненому выпить чаю.

- О, Оллох! Лучше бы ты отнял у меня жизнь, чем оставил в таком положении! – похоже, от сильной боли начал бредить Абдулгани, стараясь терпеть боль.

- Что ты говоришь, сынок? Благодари Оллоха, что оставил тебя в живых. – тешил его доктор.

После осмотра раны у доктора вид был неважный, он чем-то был обеспокоен. Трудность вся заключалась в том, что опытный врач понял, какие муки боли ожидают его впереди. Коленная чашка и кость бедра были настолько раздроблены, что кроме тяжелой операции ничего не оставалось делать. А в медпункте не то, что флюорографического аппарата и необходимых условий для операции и лечения, не было даже и элементарных медицинских инструментов для подобных хирургических операций. Обследовав раненые участки, доктор определил, что рана начала гноить. И если так будет продолжаться еще несколько дней, и невозможно будет оперировать, гангрены не избежать. Тогда, может, уже будет поздно. Пока у Абдулгани есть силы и может выдержать боль, надо срочно оперировать.

- Нижняя часть коленного сустава неподвижна. Не исключено, что пуля пробила основную кровеносную артерию. Раненый не чувствует боли и в пальцах ноги. – прояснил ситуацию доктор Сайид Юсуф, обращаясь к Хаётхону и Абдусамаду. – Пойдем ко мне, выпьем по пиалке чаю.

Простившись на время с Абдулгани, они вышли.

- Дорогой Абдусамад, как ты? – обращаясь к сыну, спросил Сайид Юсуф.

- Слава Оллоху, все хорошо! Когда нет боев, спокойно, тихо. Ну, а когда бой, то сами понимаете, каково нам! – обращаясь к отцу, ответил Абдусамад.

- Омир Сохиб – мужчина надежный! Находясь рядом с ним, уму-разуму научишься, станешь настоящим мужчиной, хозяином своих слов и поступков.  – довольный ответом сына, отметил Сайид Юсуф. – Кстати, знаешь, что? Мать уже присмотрела для тебя невестку одну. Как раз по твоему вкусу. Будь на то воля Оллоха, и свадьбу сыграем. Хватит тебе холостяком бегать. Мы о внуках уже мечтаем. Пора и об этой стороне жизни подумать.

Абдусамад молча слушал отца.

Судя по обстановке в рабочем кабинете Сайида Юсуфа, это помещение одновременно служило доктору и жилой комнатой. На полу был расстелен старенький палас. Одеяла, курпачи и подушки были сложены в углу комнаты.

- Вот это и есть все мое хозяйство, сынок! – указывая на свое скромное жилище, сказал доктор. – Ночевать будете здесь. Провожу вас утром.

- Брат, дневной поход для нас опасен. – сказал Хаётхон. – Вас встретили, и то хорошо. Лошади чуть отдохнут, и мы двинемся обратно. Дорогу знаем. Ночью прохладно, лошади не будут уставать. Слава Оллоху, завтра прибудем на место.

- Хорошо, останьтесь хоть немного, чтобы сыном мог насмотреться! – попросил доктор Хаётхона.

- Будь на то наша воля, мы бы с большим удовольствием остались. Но, как уже сказал, днем ехать опасно. Потому лучше отпустите нас, чтобы хоть ночью выехали. Так намного безопаснее будет для нас. Да и Омир Сохиб строго-настрого приказал нам срочно вернуться. – настоял на своем Хаётхон.

- Ладно, уж. Коли так, вы попейте пока чаю, а мы вместе с коллегами посоветуемся насчет операции Абдугани. – сказал Сайид Юсуф, расстелив перед гостями дастархан, на котором кроме одной лепешки ничего больше не было. – Извините, другого съестного не нашлось у меня, чтобы вас угостить. Вы спокойно посидите, чайку попейте, а я пойду.

Сайид Юсуф торопился. И было отчего. В здешних кишлаках не было электричества, а день близился уже к вечеру. Доктор решил уже при свете дня оперировать ногу, чтобы потом в темноте при свете керосиновой лампы не пришлось долго мучиться. Посоветовавшись со своим коллегой Мухаммадом Атои, доктор Сайид Юсуф приготовил все необходимое, что имелось под рукой, и приступил к операции.

- Обезболивающее средство имеется. Хорошо, что и новокаин нашелся. – отметил Сайид Юсуф, обнадеживая своего коллегу. – Что поделаешь, если не оперировать, парня потеряем. Жалко будет его. Насколько я знаю, дорогой Атоджон, у вас рука легкая. Я не раз убеждался в этом, наблюдая за вами. Все больные, кого вы лечили, быстро выздоравливали. Ато – это значит дар Оллоха. И отец ваш, видимо, не случайно дал вам такое имя.

- Устод, не преувеличивайте. В похвалах вы возвели меня аж до небес. Какой я доктор-то? Если я чего-то и стою, то это только благодаря вам и вашему опыту. Если и чему-то научился, то все это я перенял у вас. И не более того. – скромно заметил своему наставнику Мухаммад Ато.

После того, как обезболивающее средство подействовало, хирурги приступили к операции. Разрезав рану на ноге, извлекая все сломанные и раздробленные на куски фрагменты кости, они обнаружили, что полностью раздроблена коленная чашка, повреждена основная кровеносная артерия, оборваны сосуды, связывающие сустав с центральной нервной системой.

- В наших условиях восстановить все это невозможно. – сказал Мухаммад Ато. – Устод, если не ампутировать ногу ниже колена, гангрены не избежать. Что прикажете делать?

- Дорогой Ато! Я тоже, как и ты, иного выхода не вижу. Жалею, что нет у нас под рукой необходимого современного оборудования для восстановления всего этого, а то я бы с удовольствием сделал все, чтобы поставить парня на обе ноги. Увы, хотя это и страшно, другого выхода я не вижу, придется ампутировать! Есть еще одна проблема.

- Какая, устод?

- Ногу надо ампутировать выше колена, а у нас нет для этого необходимых инструментов.

- Вы правы, устод. Об этой стороне дела я как-то и не подумал. – сказал Мухаммад Ато.

- Вы пока подождите, я сейчас вернусь. – сказал Сайид Юсуф и вышел в соседнюю комнату, где хранились хирургические инструменты и тут же вернулся.

- Как всегда вы находите выход из любого положения. – отметил Мухаммад Ато, увидев в руке у Сайида Юсуфа знакомый инструмент, – Этим инструментом мы ведь недавно ампутировали руку мужчине по имени Аюб. Не так ли, устод?

- Да, ты прав Мухаммад Ато. Это та самая ножовка, которой пилят железо. Но я, правда, заменил ее старые зубцы на новые. Надо промыть зубцы спиртом и закончить операцию пока обезболивающее средство не перестало действовать.

Ближе к полуночи операция была закончена. Когда Сайид Юсуф вернулся в свою комнату, понял, что Абдусамад и Хаетхон ушли, не простившись с ним. Горько вздохнул и заметил на паласе лист бумаги. Поднял и при свете керосиновой лампы прочел следующее: «Дорогой отец! Прости, что уходим, не попрощавшись! Твой Абдусамад»

Ранним утром следующего дня все находящиеся в больнице Толикон были разбужены яростным воплем Абдулгани:

- О, Оллох! Будь проклята эта война! Что плохого я сделал, что на всю оставшуюся жизнь меня лишили и единственного брата Мухаммадрахима, и ноги!? …