Глава XVIII

Ѓами дунё даруни синаи ман,

Ѓами ман дар дили дунё наѓунљад.

Вся боль веселенной в  душе моей ,

Но моя боль невыносимо веселенной.

Масъуд, занятый делами ущелья Панджшера и ситуацией в северных провинциях Афганистана, не знал о положении внутри самого Советского Союза. Иначе говоря, не понимал, что за семьдесят лет существования этой сверхдержавы мира врагам коммунистического режима удалось-таки ослабить ее мощь, довести до ручки, и эта некогда мощная держава доживала свои последние годы жизни.

После смерти Брежнева Андропов тоже руководил недолго. Устранив его, посадили на трон больного Черненко. Не дожив и года, ушел из жизни и этот вождь коммунистов. К власти пришел Горбачев. То, что натворил Горбачев в стране Советов, многим было ново и не всеми понято и воспринято, как хотелось бы самому генеральному секретарю ЦК КПСС.

Занятый строительством своих военных укреплений, Масъуд думал, что советские войска намерены остаться в Афганистане еще долго. И потому тщательно готовился к очередным наступлениям на свои позиции. Отразив еще два наступления шурави, Масъуду стало известно, что очень скоро шурави покинут Афганистан. Это известие очень обрадовало полководца. Из северных провинций он тут же прибыл в Панджшер, в Джангалак. Он решил отремонтировать, привести в надлежащий вид родительский дом. Не прошло и часа, как возле его дома притормозила машина с какой-то надписью по бокам. Из машины вышли молодой, красиво одетый молодой мужчина вместе с односельчанином Масъуда коко Куддусом. Поздоровавшись с Масъудом, коко Куддус представил ему своего спутника, молодого француза, представлявшего одну международную организацию, изъявившей желание провести населению кишлака питьевую воду из ближайшего родника. Мол, договоры уже заключены, осталось только пройтись по оставшимся домам жителей кишлака, чтобы договариваться и собрать у них часть денег за покупку водопроводных труб.

- Кумандон Сохиб, коллеги посоветовали мне заехать к вам. – обратился к Масъуду француз.

- Поступаете весьма благородно! – узнав о цели визита гостей, сказал Масъуд. – Давайте, сядем, вместе пообедаем, отдохнете чуток, поговорим.

- Еще одно дело у меня к вам. – несколько смущенным тоном сказал француз.

- Пожалуйста, говорите, я вас слушаю! – ответил Масъуд.

- У каждого из жителей кишлака собрал по двадцать долларов. Вы, как командир, может быть, дадите за пять – десять семей? Потому и заехали к вам.

Проведя рукой по лбу, немного подумав, Масъуд сказал:

- Дорогой брат! На это благородное дело я бы с удовольствием заплатил за всех моих односельчан! Но, как ты сам видишь, какой у меня дом. Я тоже, как и все. Как и у всех, у меня тоже нет никаких денег, чтобы заплатить. Если что-нибудь и раздобуду, то буду платить вам наравне со всеми моими односельчанами. Если не будет и этих денег, то вынужден буду пойти занять у кого-нибудь из родственников. Иного выхода у меня нет. Брат, я не из тех командиров, которые только и заняты обогащением своего состояния. Если бы было что-нибудь, отремонтировал бы родительский дом.

Пошарив свои карманы, Масъуд нашел-таки необходимую сумму денег, отдал французу и предложил ему погостить у него. Француз вежливо отказался, сел в машину и уехал.

Проводив гостя, видя, чем занят Масъуд, коко Куддус обратился к нему:

- Омир Сохиб, давайте соберем соседей, родственников, и они помогут вам.

- Дорогой коко! Если и придут помогать, ничего в этом плохого нет. Но я хочу, чтобы сам отремонтировал родительский дом. Отец оставил мне свой дом, а я этот дом оставлю своим детям. Что на это скажешь, коко?

- Не знаю, Омир Сохиб, теперь что и сказать вам на это. Но в любом случае я поговорю с соседями и приду к вам на помощь.

- Дорогой коко! Эти твои слова уже послужили мне бальзамом на сердце. Если придут помощники, починим ограду для машины. Прошлогодние ивовые прутья сломались. Понадобился черенок для лопаты, не смог найти. Попросил Хусайнхона, он принес из Бозорака.

Коко Куддус ушел. Некоторое время спустя, пришли Солех Мухаммад и доктор Абдулло. С собой в целлофановом пакете они принесли мясо индейки.

- Омир Сохиб! Сегодня праздник для всего народа Афганистана. Шурави покинули нашу страну! – радостно объявил Солех Мухаммад.

Солех Мухаммад и доктор знали о выводе Советских войск из Афганистана, и эту радостную весть хотели отметить вместе с Масъудом.

- Регистони, я твой должник! – сказал Масъуд. – Этой своей акцией шурави застали меня врасплох. Я думал, что они останутся у нас как минимум двадцать, двадцать пять лет!

- Если бы остались здесь еще три-четыре года, не снести было бы им и сотню другую голов своих солдат и офицеров, и сотню другую наших моджахедов. – вставил Солех Мухаммад.

- Мне кажется, что Америка сожрет–таки шурави, – включился в разговор доктор Абдулло. – Через своих шпионов Америка разрушит шурави изнутри, и сама будет властвовать миром. Уже сейчас внутри самого шурави неспокойно. Своевременным выводом своих войск из Афганистана они сделали доброе дело. Мы благодарны Оллоху за это!

- Где господствует гнет, там нет устойчивости и в столпах государственности. – заметил Масъуд. – Мы с шурави так и не поняли друг друга. Слава Оллоху! Теперь их кровавые кованые сапоги не будут ступать по нашей земле. Это уже большой успех для нас всех. Одному Оллоху ведомо, сколько ущерба нанесли себе и нам шурави за эти десять лет войны.

За все эти годы войны пришлось встретить всего лишь двух добрых людей в стане шурави. Один из них Анатолий, прибывший к нам от Андропова, чтобы заключить с нами мир, и второй – пленный Исломиддин. Этот молодой человек – единственный, кто понял, что такое ислам, принял его и стал мусульманином.

Да, кстати, с наступлением мира надо позаботиться, чтобы он создал и свою семью.

- Этими делами руководит Регистони, Омир Сохиб. – сказал доктор Абдулло.

- Доктор, сказав так, сами не сторонитесь. – заметил Масъуд. – Исломиддин стал нашим братом. Тут уж мы всем миром должны взяться за это дело!

- Ладно, пусть Регистони поговорит с отцом невесты Киёмиддином, определятся с днем свадьбы. Мы с вами тоже не будем сторонними наблюдателями. – согласился с Масъудом и доктор Абдулло.

- На свадьбу Исломиддина вносят свою лепту все моджахеды. – заметил Масъуд. – Так и объясните всем. Исломиддин столько лет послужил нам. Ни разу не видел, чтобы он где-то в чем-то подвел нас. В нашей стране кроме нас с вами у него больше нет никого. Мы ему теперь стали родными и близкими. Кроме нас с вами ему больше не на кого опереться, надеяться. Пройдут годы. Кто знает, его дела останутся на страницах истории Афганистана. Кто видел хоть одного русского, который оказался бы в плену у моджахедов Афганистана и стал бы верным сыном этого народа, этой нации?

В этом мире никто не вечен. После того, как не станет нас с вами, народ обязательно скажет, что мы с вами не убили своего смертельного врага, попавшего в плен. Наоборот, приютили, воспитали и женили как родного сына. И, если судьбе будет угодно, обязательно когда-нибудь он вновь вернется к себе на родину.

Регистони и доктор Абдулло, у меня к вам просьба. Как только будут созданы все необходимые условия, отправьте Исломиддина домой, к своим родителям, родственникам, землякам. Чтобы как все нормальные люди жил нормальной счастливой жизнью. Это мой наказ вам!

Пока Масъуд беседовал с Солех Мухаммадом и доктором Абдулло, Хусайнхон привел четверых молодых помощников, тоже моджахедов.

- Омир Сохиб, узнав, что вы затеяли ремонт дома, привел вот ребят на хашар*. Пусть помогут быстрее закончить дело. Это профессионалы своего дела. Они, как и вы, архитекторы и каменщики. Если Оллоху будет угодно, сегодня же закончим и с возведением забора, и с оштукатуриванием внутри помещения.

- Спасибо вам, дорогие! – обрадовался Масъуд. – Видимо, Солех Мухаммад и доктор Абдулло знали, что созовут людей на хашар, что взяли с собой и тушу индейки, чтобы было чем угостить вас.

Хусайнхон, раз уж пришли на хашар, помочь мне, то начнем, пожалуй, изнутри. Сначала закончим обделку, затем перейдем на веранду, и, если будет еще время, возьмемся за оштукатуривание стен.

Вот одного недоглядел. Так у меня в сарае нет соломы для глины. Хусайнхон, ты хорошо знаком с соседями. Договорился бы с кем-нибудь из них, раздобыл бы немного прелой соломы.

Хусайнхон взял мешок, лежащий в углу веранды и направился в сторону дома соседа.

Во время обеденного перерыва работники собрались отдохнуть.

- Регистони, может быть, нам с вами вместе с доктором Абдулло стоит  спуститься к реке? Я что-то соскучился по плаванию. – обратился к своим друзьям Масъуд.

- Такой выдался прекрасный день! Как нам не идти и не искупаться, Омир Сохиб? – спросил доктор Абдулло, и втроем направились к реке. Несмотря на жару, дети были заняты игрой в футбол. Их игра пришлась по душе и Масъуду. Он вспомнил и свое детство, до поры до времени прошедшее вот так, безмятежно. Из Хирота отец Масъуда привез семью в Кабул. Здесь Масъуд собрал вокруг себя своих сверстников, создал команду и начал устраивать соревнования с командами других улиц. Как-то, играя, вдруг между ним и Наджибулло разгорелся спор, и дело чуть не дошло до драки. Что здесь и сейчас было интересно для Масъуда, так это тот факт, что тот самый Наджибулло, являясь теперь руководителем Афганистана, до сих пор не забыл о том скандале детства и до сих пор ненавидит Масъуда.

Вспомнил Масъуд и моджахеда по имени Комрон, которого Наджиб подготовил специально для покушения на Масъуда. Так, вместо того, чтобы убить Масъуда, тот моджахед пришел к нему, положил перед ним пистолет с глушителем и признался, сколько денег ему обещали люди Наджибулло, чтобы он убил Масъуда.

- Я ничего не имею против Наджибулло. Но не знаю, почему он столько лет хранит в себе ненависть ко мне. Причем он не просто какой-то обыкновенный афганец, а глава государства, которому доверена судьба почти двадцати миллионов человек. А сам он человек такой низкой породы, с такими низкими чертами характера.

Правда, после проверки информации я отпустил Комрона. А он, из-за боязни расправы Наджибулло, покинул Афганистан и теперь живет в Германии.

- Омир Сохиб, задумались о чем-то? – доктор Абдулло прервал нить воспоминаний Масъуда.

- Дорогой Абдулло, мне жалко Наджиба. Сам в курсе его угроз перед наступлением шурави на Панджшер. Помнишь, мы с тобой вместе даже читали письмо Кормала и Наджиба?

- Да, помню. – сказал доктор Абдулло. – Помню только его угрозы, когда писал: «Если не сложите оружие и не сдадитесь, покажу вам, какая у нас сила. Поймаю, свяжу, и живым и здоровым передам шурави. Генерал Варенников мечтает своими руками повесить вас на виселице!»

- Помнишь, какие только должности мне предлагали? – спросил Масъуд, шагая вдоль реки. – Они не знают, что я полководец, а не какой-то им подобный чиновник, желающий о карьере и высоких должностях. Мне важнее спокойствие моего края, предпочитаю мир, нежели высокие должности. Хочу видеть свой Афганистан процветающей страной. Но что поделаешь, если пока руки не доходят до всего, что нужно для этого?

*Хашар – работа, дело, за которое люди берутся сообща, всем миром, на безвозмездной основе.

Масъуд на какое-то мгновение замолк и вновь заговорил:

- Дорогой Абдулло и Регистони! Знайте и запомните, что десять лет войны с шурави ничто по сравнению с той бедой, какую вслед за шурави навалят потом на нашу голову наши же соотечественники. До сих пор и Хикматер, и Пакистан, и Наджиб, и другие наши соотечественники из боязни перед шурави не могли позволять себе чего-то лишнего. Как только шурави покинут нашу страну, все эти вооруженные бродяги поднимут головы и объявят себя хозяевами Афганистана. Одному Оллоху известно, сколько еще бед принесут людям эти безбожные суеверные твари в человеческом обличии. Если суждено видеть это и нам, сами потом станем свидетелями их деяний. Не зря в народе говорят:

Ман аз бегонагон њаргиз нанолам,

Ки бо ман њар чї кард, он ошно кард.

Я не в обиде от чужих людей,

Все что делали со мной, то только родные.

Прикрываясь маской ислама, в течение многих столетий эти нелюди до основания разрушили Афганистан, довели народ до полной нищеты и бесправия, пролили реки его крови. И впредь ничего хорошего от них ожидать не придется. Будет еще хуже. – горько вздохнув, Масъуд взмахнул рукой. – Да черт со всем тем, что будет потом! Хотелось бы мне хоть один день подышать как человек, свежим воздухом мира, пожить вне политики, не думать о войне и государстве. Увы, оказывается, это невозможно.

Давайте, отойдем подальше от детворы, в более укромный берег реки, где кручина. Там и искупаемся.

Доктор, я все еще храню на память то письмо Кормала и Наджиба. Может, и наступит тот час, когда брошу его в лицо этим изменникам родины. Скажу им: Низость, подлость, лизоблюдство ваше заставило вас так низко пасть перед шурави. Понимая это, хотели и меня, унизив, уподобить себе? Нет, не выйдет! Вы не знаете Масъуда. Горный орел и грозный лев никогда никому не подчинялись, ни перед кем не падали на колени! И если им суждено умереть, то и смерть они примут достойно, как подобает птице высокого полета, грозному льву, при жизни не признающему слабость!

С уходом шурави власть осталась у Наджиба, он осиротел. Теперь, когда ушел главный дракон – шурави – свои волки и шакалы в лице местных полевых командиров, разбросанных по городам и весям страны, поднимут головы, нападут на обессилевшего Наджиба, загрызут, разорвут его в клочья.

Всем им, в том числе и этой гиене по имени Гулбиддин Хикматер, веками преклонявшего колени перед Пакистаном, крупно повезло. Вот увидим, вооруженный до зубов пакистанской стороной, он войной пойдет на Кабул. Этим шакалом всегда движет корысть, властолюбие! Для достижения своих меркантильных целей он готов на любую подлость.

- Омир Сохиб, опять о политике заговорили. – заметил Масъуду доктор Абдулло. – Так ведь обещали же, не возвращаться к этой теме.

- Да, брат, хватит! Если еще хоть одно слово произношу на эту тему, все, я виноват. – сказал Масъуд, сняв с себя одежду. И в ту же секунду бросился в бурлящий поток. Регистони с доктором Абдулло некоторое время наблюдали, как он взмахивает руками, как держится в холодной воде. Судя по увиденному, можно было вывести, что только теперь Масъуд по-настоящему испытывает то наслаждение, за которым, собственно говоря, и спустились они сюда. Они тоже окунулись в эти бурлящие холодные волны реки Панджшер, берущие свои воды у подножья Гиндукуша. …

Через неделю, преодолев несколько линий сопротивления, моджахеды Панджшера во главе с Масъудом вошли в Кабул. Не причинив вреда Наджибу, Масъуд приступил к созданию нового правительства нового Афганистана. Сначала отправил свое воззвание всем действующим полевым командирам Афганистана, пригласив их на экстренное совещание, чтобы вместе обсудить условия создания нового государства. В этом воззвании, в частности, Масъуд сообщал всем этническим, политическим, религиозным группировкам о свержении действовавшего коммунистического режима в стране. Мол, пусть сами руководители, командиры решают, каким быть новому Афганистану, какой строй выбрать, кого избрать министрами, руководителями государства. Что касалось самого Масъуда, так он всем им дал понять, что вообще не намерен претендовать на какой-либо важный государственный пост, если сам народ не изъявит такого желания.

Учредительное собрание состоялось в городе Пешаваре Пакистана. В течение десяти суток его участники так и не смогли прийти к единому мнению, не смогли преодолеть барьер межэтнической, групповой, партийной и личной вражды. Видя такое развитие событий, Масъуд призвал участников еще раз рассмотреть вопрос и предупредил всех: Если делегаты не достигнут положительных результатов, вопрос о новом государственном строе Афганистана Масъуд вынужден будет вынести на рассмотрение совета старейшин Афганистана, улемов и командующих войсками Афганистана.

Предупреждение Масъуда сыграло свою положительную роль. Было решено, что руководителем Фронта Национального спасения сроком на два месяца назначается Сибгатуллохи Муджадади. Затем в течение четырех месяцев Бурхониддин Раббони будет исполнять обязанности руководителя государства. По истечении этого срока, то есть, через шесть месяцев, Маджлиси Милли, или Луи Джирга, путем голосования определят будущий политический строй Афганистана.

Из Пакистана Масъуд вернулся весьма довольный. И вновь заявил, что в новом правительстве Афганистана не претендует на какой-либо важный государственный пост. Он намерен вернуться в родной Панджшер, посвятить остаток своей жизни делу воспитания подрастающего поколения и служению исламу и изучению Корана.

Когда все партии, общественные организации и силовики были заняты созданием новой структуры государственного устройства Афганистана, Масъуд упустил из виду фактор Хикматёра. Он не догадался, что руководитель исламской партии Гулбиддин Хикматёр будет сторониться этих группировок и разрабатывает план вооруженного нападения на Кабул

Зная все повадки Хикматёра, Масъуд решил связаться с ним по рации, побеседовать, договориться, чтобы вновь не разгорелось пламя войны, теперь уже между местным населением. На переговоры Хикматёр не согласился. Не находя другого выхода из создавшейся ситуации, Масъуд обратился к нему:

- Старинный и уважаемый друг, брат Хикматёр! Шурави ушли из Афганистана. Правительство Наджиба свергнуто. Мы решили создать новое государство, новое правительство Афганистана. Почему вы не сотрудничаете с нами?

- В Кабуле орудуют банды коммунистов и генералов. Я ненавижу их! – ответил Хикматёр.

- Власть коммунистов мы свергли! Больше они не посмеют и голову поднять! В новом правительстве нового Афганистана ни одному из них не будет места! – уточнил Масъуд, давая понять Хикматёру, что он не ответил-таки на поставленный вопрос. Хикматёр понял, что Масъуд раскусил его. И тогда он раскрыл свои карты:

- Я хочу войти в Кабул на танках, с возгласами «Оллох Акбар», под зелеными флагами ислама!

- Что касается возгласа «Оллох Акбар», то это правильно. Хороши и зеленые флаги ислама. Но какая необходимость в том, чтобы ты вошел в столицу на танках? – спросил Масъуд, – За эти десять лет войны, когда в Кабуле господствовали шурави и действовал коммунистический режим, ты где был? Почему тогда не въехал на своих танках в Кабул, чтобы сломить войска шурави, свергнуть коммунистический режим и самому сесть на трон? А теперь, господин Хикматёр, хочешь на всем готовом прийти? Если меня опасаешься, то знай: Я во всеуслышание заявил, что вовсе не намерен занять какой-нибудь важный государственный пост в новом правительстве Афганистана. Если намерен нападать на Кабул, я вынужден буду защитить его.

Масъуд и раньше знал, что единственным врагом всего афганского народа является Хикматёр. И Пакистан снабжает его оружием, чтобы всегда был готов нападать, убивать, обескровить свой народ, свою страну сослужив тем самым службу своим иностранным спонсорам.

Масъуду ничего не оставалось, как связаться по рации со всеми руководителями партий, общественных движений, с полевыми командирами и сообщить им о предстоящих планах Хикматёра. Через репортеров средств массовой информации возвестил мировую общественность о готовящейся акции Хикматёра, надеясь, что мировое сообщество не останется в стороне при определении и становлении будущего Афганистана. Но мировая общественность предпочла молчать.

Не прошло и недели, как на имя Масъуда стали поступать письма с тысячами подписями от общественных и религиозных движений, политических партий. Выражая в письмах свою озабоченность планами Хикматёра, они изъявляли свою готовность грудью выступить против Хикматёра, если руководство ими возьмет на себя сам Масъуд. Как моджахеды, так и рядовое население Афганистана, уже знали, кого собой представляет Хикматёр. Вместе с тем они знали и то, что только Масъуд сможет противостоять Хикматёру. Только Масъуд способен разоблачать все его планы, разобраться в хитросплетениях его поступков. И никто другой. Не выступай Масъуд против этого коварного и двуликого злодея, своей военной машиной Хикматёр способен раздавить всех. Раздавит и глазом не моргнет.

Масъуд был в курсе того, что за все время своего пребывания в Афганистане, шурави вели свои боевые действия за пределами столицы, в основном в Панджшере. Кабул и другие города Афганистана остались почти не тронутыми, не были разрушены войной. И если Хикматёр со своим войском войдет в Кабул, Масъуд прекрасно понимал, чем это будет чревато для столицы и ее жителей.

Обо всем этом знало как само население Кабула, так и его окрестностей. Но, будучи занятыми мирскими делами и заботами, это самое население не способно было защитить себя. Единственной надеждой их мог быть только Масъуд, своим сопротивлением советским войскам доказавший, что способен защитить свой народ и от такого злодея, как Хикматёр. И свое заявление Хикматёру Масъуд уже сделал. Масъуд понимал, что враги извне теперь хотят сломать его изнутри, руками таких, как Хикматёр, послушных слуг. Поддерживая Хикматёра, они натравили на Масъуда и других вооруженных группировок.

Когда моджахеды Масъуда находились еще за пределами Кабула, Хикматёр в лице министра обороны Рафеъ нашел своего человека внутри правительства  Наджиба и ввел своих моджахедов в Кабул. В это же самое время с северной части Кабула министр иностранных дел Афганистана Вакил впустил в столицу отряды моджахедов Масъуда. Два корыстолюбивых министра столкнули лбами двух ярых, враждующих между собой врагов, а сами наблюдали за разворачивающейся картиной братоубийства.

Моджахеды Масъуда, некогда воевавшие с войсками шурави и имевший большой опыт ведения боевых действий, взяли верх над противоборствующей стороной, вытеснили ее за пределы столицы. Но это все обошлось ценой огромных разрушений и жизней множества людей, в том числе и мирных граждан.

Несмотря на свое поражение, Хикматёр далеко не уходил от города, ибо вокруг него и поблизости не было сил, способных оказать ему сопротивление.

Пакистанский генерал Хамидгуль продолжал слепо толкать Хикматёра и его моджахедов в Кабул. С одной стороны он снабжал Хикматёра деньгами и оружием, с другой стороны выступал и неким посредником между ними для ведения переговоров о заключении мира.

… Зловоние, исходящее от разлагающихся человеческих трупов, заполнило весь город. Масъуд, хотя и знал о коварствах Хамидгула и Хикматёра, в надежде на мир все же согласился, было на ведение переговоров, но моджахеды, вставшие против Хикматёра, не хотели поддержать его. Видя это, Хамидгул взял на себя роль того самого посредника, который и пригласил Масъуда на переговоры. В назначенный час он пришел к Масъуду.

В таких играх и авантюрах Масъуд был искушен. Ему успели надоесть эти интриги. Он хорошо знал, что все эти хитросплетения его недругов имеют только одну направленность – захватить власть. Находясь на посту главы государства, единомышленник Масъуда Бурхониддин Раббони послушался Масъуда и назначил Хикматёра премьер-министром Афганистана. Несмотря и на это, ракетный обстрел Кабула все еще продолжался. Масъуд так и спросил у Хамидгула: «Что желает этот наш с вами близкий друг?»

- Хикматёр утверждает, что в армии Афганистана служат коммунисты. Он требует расформировать эту армию. – пояснил Хамидгул.

Опечаленный услышанным, Масъуд задумался. И было почему: «Хамидгул и Хикматёр хотят расформировать с таким трудом созданную нами армию, сделать страну слабой беззащитной и самим завладеть ею»

- Опорой коммунистов Афганистана были шурави. И они ушли из Афганистана. Теперь коммунисты Афганистана ни на что не способны. Прежде чем покинуть Афганистан, армия шурави продала нам большую часть своего оружия. Теперь это оружие должно служить народу Афганистана. Коммунисты Афганистана, мы с Хикматёром тоже дети этой страны, этого народа. Так, нельзя ли, чтобы мы с Хикматёром пришли к взаимопониманию, нашли общий язык и прекратили братоубийственную войну, приступили к благоустройству страны? Сколько же нам с Хикматёром проливать кровь? Воюем мы, страдает народ, страна. Как вы сами знаете, в то время, как Хикматёр является премьер-министром Афганистана, его моджахеды бомбят Кабул. Спрашивается, где и какая в этом логика?

Помолчав немного, Масъуд развил свою мысль:

- Господин Хамидгул, прошу вас передать Хикматёру, что я даю ему ровно два дня срока. Если за эти два дня не прекратится бомбежка Кабула, вас обоих я выдворю из Афганистана, выгоню до ворот Пешавара Пакистана. …

С момента этих переговоров Масъуда и Хамидгула прошло двое суток, но бомбежка Кабула все еще продолжалась. Масъуд приступил к выполнению своих обещаний. Правительственные вооруженные силы Афганистана вместе с моджахедами Панджшера и северных провинций в первый же день сражения отбросили боевиков Хикматёра на тридцать километров дальше от Кабула, чтобы выпущенные ими ракеты не достигали столицы Афганистана.

Став свидетелем этой картины, Хикматёр поклялся Оллохом, что еще на двадцать пять последующих лет объявляет Масъуду джихад. В это время Хикматёр еще не знал, что его покровители в Пакистане и еще в каких-то других странах уже передали его полномочия другим, новым мировым террористам,  именующим себя как движение «толибон». Таким образом, клятва, данная Хикматёром, автоматически утрачивала свою силу. Хикматёра вновь назначили премьер-министром страны, а Масъуду с его моджахедами, составлявшими основной костяк армии Афганистана, теперь приходилось защищать страну от другого, более кровожадного злодея, чем Хикматёр. Откуда появилась эта новая порода злодеев под названием «толибон», Масъуд еще не знал. Он понял теперь, что бомбежкой Кабула заняты не моджахеды Хикматёра, как раньше, а талибы. И командовал ими теперь не Хикматёр, а некий Мулло Умар. И покровителем этой новоявленной группы вновь выступали Хамидгул и Пакистан.

Войной истощенный Афганистан талибы заняли с юга страны и постепенно подошли к воротам Кабула. Они хорошо знали, что здесь их встретят моджахеды Панджшера под командованием Масъуда вместе с моджахедами северных провинций, Кундуза, Мазори Шарифа и части восточных провинций, взявшихся за создание нового государства Афганистана. В лице Масъуда толибы знали, с кем имеют дело.

В нынешней ситуации с талибами трудности Масъуда заключались в том, что он не обладал достаточной информацией как о самих талибах, так и об их предводителе Мулло Умаре. Это обстоятельство несколько сковывало ему руки, не давало широкого раздолья при разработке тактики и стратегии каждой предстоящей боевой операции. Вдобавок ко всему этому, моджахеды надеялись, что с уходом шурави наступят-таки спокойные времена, когда они смогут вернуться к спокойной мирной созидательной жизни. И такое стечение событий тоже не могло не сказаться в их общем настрое. Но с началом боевых операций с группировками Хикматёра все их радужные надежды рассеялись как туман на заре. Сражения с Хикматёром длились долго, разорили и без того разоренное обездоленное население страны. Большинство населения вынуждено было покинуть города, свои села, дома и в поисках куска хлеба перебираться в Иран, Пакистан и другие исламские страны. Не стали исключением даже командиры, советники и ближайшие сподвижники Масъуда. Новое государство Афганистана не справлялось с общим руководством страной. Именно в это непростое и нелегкое для всего Афганистана время и возникли на горизонте талибы. Вновь начались бомбежки, грабежи и убийства людей, расправы с теми, кто хоть каким-то образом выражал свое несогласие с их мнением и желаниями. Новые завоеватели Афганистана начали новый виток войны.

Прокручивая в своем мозгу все события последних недель, Масъуд пришел к выводу, что за всю свою жизнь он ни разу не оказывался в столь безвыходном положении. Сравнивая талибов и Хикматёра с войсками шурави, Масъуду было намного легче отдавать отчет каждому своему действию. При любом развитии событий шурави для афганцев были как чужестранцами, так и иноверцами. В случае же с Хикматёром и талибами картина вырисовывалась совершенно другая. Большинство сегодняшних его врагов были как его земляками, так и единоверцами. Исходя из этого, Масъуду вдвойне труднее было вести войну на своей земле со своими же земляками, пусть и ярыми врагами. Что еще затрудняло, сковывало ему руки, так это тот факт, что и талибы, и Хикматёр выступали под ширмой ислама, только себя и себе подобных считали истинными мусульманами, готовыми ради победы ислама во всем мире жертвовать и жизнью.

Масъуд видел, как талибы и их сподвижники день за днем все больше и значительнее, чем при шурави, разрушали, сравнивали с землей города и села Афганистана. Чтобы остановить это цунами, призвать талибов к миру, Масъуд направил письмо их руководителю Мулло Умару с предложением о заключении мира, пригласив его на переговоры.

Руководитель талибов согласился, но заявил, что переговоры эти состоятся на территории, находящейся под контролем войск талибов.

Близкие Масъуду люди, его советники категорически не согласны были с местом проведения переговоров, ибо при таком стечении событий не исключалась и прямая угроза жизни самого Масъуда. Масъуд тоже был согласен с ними, осознавал степень риска, но гордая натура, интересы своих сограждан стояли выше его личных. И он отправился к указанному талибами месту.

По дороге туда, когда до указанного места оставалось совсем немного пути, Масъуд обратился к своим сопровождавшим:

- Кто даст мне свой пистолет?

- Омир Сохиб, мой пистолет стреляет метко! – сказал один из полевых командиров Масъуда по имени Муслим, протянув Масъуду свой пистолет. Масъуд обратился к своему секретарю доктору Абдулло:

- Доктор Абдулло, вы оставайтесь здесь. Дальше я пойду один. Да хранит нас Оллох!

Масъуд один вошел на территорию, которая принадлежала талибам. Его провели в один из домов кишлака. Видно было, что, увидев прославленного полководца Масъуда одного, без охраны и без сопровождения, талибы опешили: Восхищаясь его смелостью и отвагой, талибы представили себе, что другой такой случая, когда можно будет легко расправиться с прославленным полководцем Масъудом, вряд ли им представится. Обрадованные таким стечением обстоятельств, они стали обсуждать между собой эту тему. Делая вид, будто вовсе и не подозревал обо всем этом, Масъуд спокойно подошел к поджидавшим его командирам, советникам и помощникам Мулло Умара. Как и подобает в таких случаях по законам Востока, Масъуд поздоровался со всеми присутствующими. Он заметил, что его окружают одни, обросшие бородами, звероподобные существа в человеческом обличии, с видом палачей. Какое-то чувство брезгливости от всего увиденного как-то сразу охватило им. Мужественно подавив в себе это чувство неприязни к ним, он про себя назвал их группой разбойников. И когда начались переговоры, Масъуд не стал и спрашивать, кто они, кого представляют.

- Братья! В чем заключается цель вашего джихада и войны с нами? – обратился он к собравшимся.

- Установление законов шариата! Исламское государство! Эмират Мулло Умара! Сбор оружия! – лаконично коротко сказал один из длиннобородых командиров,

Масъуд потер себе лоб и спросил вновь:

- Всего лишь это?

- Пока это! Дальше посмотрим! – ответил тот же командир.

- Выполнение предъявленных вами требований вполне реально! – уверенным голосом заявил Масъуд. – Наше сегодняшнее правительство – исламское! Это значит, что первое ваше требование выполнено! Мы все – мусульмане до седьмого колена и, следовательно, сторонники установления законов шариата! И никогда не допустим, чтобы хоть какое-то наше действие противоречило законам шариата! Значит, и второе ваше условие принято, оно уже действует! Что касается вашего третьего условия относительно эмирата Мулло Умара, то с этим несколько трудновато. Другого, кто мог бы занять место Амиральмуъминина, я не знаю и не признаю!

Четвертое ваше условие – сбор оружия. Новое правительство Афганистана решило: Как только правительство укрепит свои позиции, приступит к сбору оружия у населения.

Оставив Масъуда одного, делегация талибов вышла во двор. И не затем, чтобы обсудить между собой сказанное Масъудом. А для того, чтобы договориться: пользоваться ли им удобным моментом его пленения.

Одни говорили, что если сейчас арестуют Масъуда, то армия и моджахеды Масъуда быстро разбегутся, и талибы легко смогут захватить Кабул.

Другие поддерживали первых, добавляя, что до этого также на переговоры приглашали руководителя государства Сибгатулло Муджадади. И когда тот пришел, был арестован и казнен. Мол,  с Масъудом следует поступить также. Добыча, за поимку которой некогда шурави, Хикматёр и другие ее враги назначали миллионы долларов, сама пришла к ним. Не воспользоваться этим шансом, было бы глупо. Другого такого удобного момента, может, больше и не будет.

Третьи не соглашались ни с кем. Это был Мулло Раббони. Нет, не тот Бурхониддин Раббони, которого уважал и почитал Масъуд, а заместитель Мулло Умара:

- Нет, нет, мусульмане! Масъуда и пальцем трогать нельзя! Иначе весь Кабул и Афганистан зальются кровью. Народы Афганистана настолько уважают и почитают его, что если мы поступим с ним таким образом, и стар и млад поднимутся против нас.

Заметно было, что смелость Масъуда заставляла всех думать, прежде чем решиться на какие-то крайние меры. Не найдя другого, более приемлемого решения вопроса, собравшиеся командиры решили связаться по рации с самим Мулло Умаром. Пока связист налаживал связь с Мулло Умаром, делегация талибов пришла к Масъуду, чтобы как можно дольше затянуть время, дождаться-таки устного решения Мулло Умара о дальнейшей участи Масъуда. Чтобы Масъуд не догадывался об истинных целях талибов, последние поднимали, как им самим казалось, животрепещущие вопросы дня. Но так казалось только самим талибам. Масъуд, будучи человеком проницательным, наученным своей несладкой жизнью, вовсе не хотел уйти от талибов с пустыми руками. Главной его целью при сегодняшних переговорах было достижение мира, пусть даже временного перемирия. Масъуд искал пути заключения этого мира, ибо очередной виток военных действий не сулил как моджахедам, так и мирному населению Афганистана ничего хорошего. Десять лет, проведенные в постоянных сражениях с шурави, четыре года таких же боев с Хикматёром, гонения и кровопролития изрядно обескровили как моджахедов, так и население страны. Прекрасно понимал создавшуюся ситуацию и сам Мулло Умар. И отправил он свою делегацию на переговоры с Масъудом не ради достижения мира. На этой стадии Мулло Умару был нужен мир, но только после физического устранения командующих противоборствующих им сил. И если на эти переговоры пришел не кто-нибудь другой сподвижник Масъуда, а лично он сам, то такого поворота событий вряд ли кто ожидал и в стане командующих талибами. Неожиданный визит самого Масъуда ошарашил даже самих командиров, не подготовившихся, как следует, к визиту командующего столь высокого ранга. Время шло, а советники никак не могли связываться с Мулло Умаром. Жалели, что как назло связь подводит их, и Мулло Умар запаздывает с вынесением решения. Масъуд, нутром чувствуя хитрость коварного врага, обратился к ним:

- Поговорите со своим руководителем. Вы со своей стороны выбираете двадцать улемов, мы со своей стороны выберем двадцать своих мудрых старцев. Что решит Совет старейшин, то и примем мы за основу. Заседание Совета старейшин состоится ровно через месяц. До проведения заседания Совета старейшин обеим сторонам прекратить ведение боевых действий. При несоблюдении данных условий я вынужден буду принять адекватные меры. Хочу вам заметить: В настоящее время для народа Афганистана ничего другого, кроме мира, я не желаю.

Масъуд встал и простился с делегацией талибов. Выйдя из дома, он шел мимо сотен вооруженных до зубов боевиков, провожающих его тихо, молча, лишь взглядом. Они были наслышаны о величии Масъуда. Если бы где-нибудь в другом месте, кто-нибудь другой сказал бы им, что этот, совсем не богатырского телосложения, мужчина, одетый в простенькую одежду рядовых моджахедов, и есть тот самый прославленный Масъуд, с горсткой своих моджахедов десять лет воевавший и победивший целую армию такой сверхдержавы как СССР, наверняка, никто бы не поверил. Под пристальным суровым взглядом талибов Масъуд шел один, без сопровождения, почти, что без оружия, если не считать тот пистолет, который взял он с собой на всякий случай. Никто не смел и преградить ему путь. И было отчего. Каким бы невежественным ни был человек, в минуту смертельной опасности он будет знать и ценить жизнь  А жизнь талибов, как и моджахедов Масъуда, всегда висела на волоске от смерти. Талибы знали, что великий Масъуд пришел к ним не с войной, а с миром. Пусть даже хрупким, временным, но все-таки спасительным. А воевать и умирать, как известно, желают не все. …

…  – Омир Сохиб, вы убили нас без единого выстрела! – увидев Масъуда живым и здоровым, воскликнул Доктор Абдулло и обнял его, хотя до этого ни разу в жизни не осмеливался на такой поступок.

– К добру все, брат! – сказал Масъуд. – С нами Оллох, друзья! И пока мы живы, Оллох берет нас под свою защиту.

По разговору и походке спутники Масъуда поняли, что Масъуд весьма доволен итогом переговоров. Так и было. Масъуд был доволен тем, что ему удалось договориться с талибами о мире еще на месяц.

С той встречи Масъуда с командирами талибов прошел ровно месяц. Талибы ждали начала переговоров.

В назначенный день на переговоры не явился ни сам Мулло Умар, ни его представители-улемы. Вместо этого талибы начали бомбежку и наступление на Кабул. Озаряемый вспышками бомб и ракет, Кабул громыхал всю ночь. Услышав канонаду бомбежек, Масъуд уже не смог остаться в своем штабе в Кабуле. Вместе со своими телохранителями, Доктором Абдулло и Солех Мухаммадом выехали за город, чтобы в более спокойной обстановке разработать план сопротивления талибам. Взвесив все плюсы и минусы складывающейся в городе ситуации, Масъуд уже в пути передумал, решил не оказать сопротивления. Он знал: Поступи Масъуд так, во-первых, была высока вероятность того, что будет слишком много убитых из числа мирного населения. Во-вторых, у Масъуда не было сил и средств вывести все городское население за пределы города, в безопасные места, ибо талибы уже успели окружить город. Главари талибов приступили к осуществлению своих давно задуманных планов, и согласиться на какие-то там переговоры о мире и речи быть не могло. Масъуд вспомнил и об устоде Бурхониддине Раббони. Шел четвертый месяц, как он взял на себя руководство страной. И талибы уже хотят его физического устранения.

- Надо предупредить устода и сообщить ему о наших планах. Будет лучше, если и он на время покинет город. – сказал Масъуд. – Чтобы оказать сопротивление талибам, наших сил хватит. Но слишком много жертв будет со стороны мирного населения. И если такое случится, то и наше сопротивление будет бессмысленным. Думаю, будет лучше, если вернемся в свой Панджшер и посмотрим, как дальше будут разворачиваться события.

Доктор Абдулло и Солех Мухаммад, сидевшие рядом с Масъудом, по давней привычке знали, что в эти минуты Масъуд занят своими мыслями, и не стоить мешать ему. Оба замолчали. Проехав квартал Парвон, машина, на которой они ехали, приблизилась к подножью горы. Масъуд попросил водителя остановить машину.

- Доктор Абдулло, давайте поднимемся на тот наш излюбленный высокий холм. – указав рукой куда-то в темноту, сказал Масъуд.

С высоты было видно, что Кабул погрузился во мрак. Он был обесточен. Лишь кое-где в окнах мерцала керосиновая лампа. Ступая по извилистой тропинке, Масъуд вместе со своими спутниками вскоре оказались на самом верху холма.

Масъуд неслучайно взобрался на этот холм. Еще в свои молодые годы, когда их семья жила здесь, Масъуд поднимался на этот холм и часами любовался открывшейся панорамой городских улиц. Хотя с тех пор прошло много лет, всякий раз, проезжая мимо этого места, что-то изнутри напоминало ему и о существовании того памятного холма. И Масъуд обязательно поднимался сюда. Видел, что и открывающаяся взору панорама другая, и ситуация иная. Но что-то близкое, теплое, дорогое заставляло его вновь и вновь подняться сюда, вспомнить былое.

- Брат, Солех Мухаммад, знаешь, что здесь прошла часть моей жизни? – несколько усталым и опечаленным голосом спросил Масъуд.

- Знаю, Омир Сохиб. Не раз об этом рассказывали. – ответил Солех.

- Этой ночью я не смог остаться в Кабуле и вместе с вами приехал сюда, чтобы поговорить по душам. Здесь и поговорим, и вспомним былое прошлое, когда мы с друзьями вот здесь, за этим холмом, играли в войну. Затем спускались вниз, разделялись на две команды и гоняли мяч. В одной команде играл я, а в другой – Наджиб. Так сказать, противостояли друг другу, и это противостояние позже вылилось в неприязнь, переродившись затем и в ненависть. Стали врагами. Да хранит его Оллох, прячется сейчас где-то от талибов. Не дай Оллох, поймают его талибы. Разорвут в клочья. Говорят, будто семью свою он отправил в Германию, а сам остался здесь. Если узнаете о его местонахождении, дайте мне знать, чтобы связался по рации со мной. Попробую найти возможность отправить его проведать своих детей.

- И это все, Омир Сохиб, вы делаете в ответ на все его злодеяния и покушения на вас? – удивленно спросил Солех Мухаммад.

- Солех Мухаммад, лучшая черта настоящего мусульманина – это умение прощать грехи и своему врагу. Сколько бы он не покушался на мою жизнь, сам видишь, не смог причинить мне вреда. Пусть в судный день сам ответит за свои грехи. Как-никак, наши молодые годы прошли вместе. Наджиб – одно, а талибы совершенно другое. Это – зараза. Можем ли мы найти способ искоренения этой заразы? Вот что сейчас главное для нас. Что вы скажете? – обратился Масъуд к Доктору Абдулло и Солех Мухаммаду.

- Если уж вы, Омир Сохиб, не находите ответа, то нам откуда найти? Действительно, на талибов трудно найти управу. – согласился с Масъудом Доктор Абдулло.

- Ответить на этот вопрос нетрудно: Панацеи от них нет. Под ширмой ислама они объявили войну всему человечеству. Этим запятнали и ислам, и мусульман. Увидев женщину с открытым лицом, сразу отрубают ей голову, или вешают на виселице. Коран трактуют по-своему, с выгодой для себя. И так добавляют от себя и сотни правил, выдают как основополагающие законы ислама и требуют от мусульман их беспрекословного соблюдения. И теперь центр мусульманской страны, город Кабул заливают кровью наших же братьев и сестер-мусульманок.

Ни разу в жизни я не сталкивался с такими трудностями. Мы жаловались, что шурави – кафиры. Но им не было и дела до наших религиозных обычаев, обрядов и традиций. Даже Хикматёр не позволял себе идти на такую подлость. Откуда берет свое начало это невежество, и куда оно нас ведет, я не знаю.

На время Масъуд замолк. Но не вытерпел, продолжил свой монолог:

- Хотел, было обговорить с вами план сражений с талибами. Подумал и решил, что сопротивление и сражение с талибами сейчас кроме большого кровопролития ничего нам не дадут. Это нам не Панджшер, чтобы можно было увести народ из-под обстрела и потом начать сражение. Потеряем не только моджахедов, могут быть убиты и тысячи мирных жителей Кабула. Возвращаемся в Панджшер, чтобы не разорить Кабул и не пролить много крови. Это мое окончательное решение.

Масъуд замолчал, вглядываясь куда-то в далекую даль над Кабулом. Солех Мухаммад и Доктор Абдулло тоже молчали. Они не ожидали от Масъуда такого решения. В течение двадцати лет совместной борьбы им с Масъудом приходилось побывать в различных передрягах, но видеть Масъуда в таком беспомощном, усталом состоянии ни разу не приходилось. Они помнили, как Масъуд находил выход, казалось, из самого безвыходного положения, обеспечивал своим моджахедам успех. Но сегодня он оказался бессильным перед талибами, перед своими же единоверцами, у которых с ними, считай, и кровь общая, и обычаи едины, и вера одна.

- Омир Сохиб, – осмелился все-таки спросить Солех Мухаммад. – Знаю, очень устали от этих воин. Но вы же сами учили нас, что даже в те критические минуты, когда поражение налицо, постараться найти в себе силы и бороться за достижение цели. Так, что же сегодня с вами случилось, что вы разуверились в своих силах? Ведь все моджахеды, правительственные войска в вашем распоряжении.

- Солех Мухаммад, кроме, как на Оллоха, мне уповать больше не на кого! Да, всю жизнь воевал с врагами веры и свободы Афганистана. Это были чужие афганскому народу люди, из другой страны. Сегодня ситуация совсем другая. Получается, тот, ради кого я воевал всю жизнь, сам встал против меня. Я не могу воевать со своим братом, сестрой, матерью. Это племя обвиняет кафиром, отрубает голову, казнит мою сестру, которая учится, преподает в медресе. Чтобы убить своего же брата, обвязывает себя так называемым поясом шахида и идет на самоубийство, называя это джихадом. Всеми своими злодеяниями они очернили священный ислам. Они хотят втянуть нас с вами в эту братоубийственную бойню. Но у меня не хватает силы воли воевать со своим народом. Я терплю поражение не от сопротивления врагу, а оттого, что руки наши будут омыты братской кровью. Я сражен без боя.

Своими злодеяниями талибы погубят и здравый рассудок, и прозревшее око, и чистоту религии – словом всех нас и все самое святое, что есть сейчас у нас. Они позорят нас на весь мир.

«Бойся того, кто не боится Оллоха!» Эта мудрость веков неслучайно дошла и до нас. Весь мир окажется под угрозой их террора.

Для того, чтобы сломить  талибов, американцы послали своих представителей договариваться с нами о поставках оружия и авиации. Но я не принял их предложения. Они одним выстрелом хотят сразу убить у двух зайцев. Их оружием уничтожить свой народ – раз, шурави покинул нашу страну, американцы, воспользовавшись тем фактом, что снабдили нас оружием,  будут настаивать на ввод своих войск в Афганистан – два.

Мы не хотим в этой жизни зависеть от кого-то. Кроме, как перед Оллохом, больше ни перед кем не буду преклонять колени. – глубоко вздохнув,  Масъуд вновь задумался о чем-то и продолжил. – Поеду к себе в Панджшер, домой. В скромную отцовскую обитель, под защиту для всех нас мазаров святых. Теперь  на этом белом свете я не могу ходить с высоко поднятой головой. И видеть не хочу их мерзкую рожу!

Объявите всем моджахедам и армии, что Масъуд вернулся к себе домой, в Панджшер, в отцовский дом.

Сказав это, Масъуд встал и начал спускаться с холма. Его телохранители, Солех Мухаммад и Доктор Абдулло последовали за ним. Видно было, что в эти минуты все были объяты каким-то чувством недоумения, печали, разом охватившей всех.

Утром следующего дня по всему Афганистану разнесся слух: Во избежание лишнего кровопролития среди мирного населения и разрушения Кабула Масъуд вернулся в Панджшер.

Безо всякого сражения был сломлен своими же земляками, и талибы захватили Кабул. Царский трон достался талибам. Они стали властелинами Афганистана.

Объединенные Арабские Эмираты, Саудовская Аравия и Пакистан, являвшиеся покровителями и пособниками талибов, официально признали вновь созданное правительство Талибов. Четко не представляя себе исходящую от них угрозу всему миру, Организация Объединенных Наций и Соединенные Штаты Америки разместили представителей Талибов в Нью-Йорке.